Исай Лукодьянов - Щит Нетона

Сапроний начал читать. Пылали в верноподданническом экстазе его жирные щеки, тряслось под цветным полотном огромное брюхо. Гремел и отдавался под каменными сводами его сильный, звучный голос:

Сапроний икнул и продолжал с новой силой:

- Стой,- прервал Аргантоний вдохновенную речь поэта.- «За пиримом пирим» - плохо. Не поэтично. Слово «пирим» годится только для рудничных донесений. «За крупицей крупица» - так будет хорошо.

- Хорошо? - вскричал Сапроний.- Нет, Ослепительный, не хорошо, а - превосходно!

Тут поднялся сухонький человечек с остроконечной бородкой, Кашлянув и прикрыв рот горстью, дабы не обеспокоить соседей дыханием, он произнес тонким голосом:

- Дозволь, Ослепительный, уточнить слова сверкающего Сапрония, Он говорит: «В Накоплении вечно текущем». Это не совсем точное определение. Сущность Накопления - Неизменность, а не Текучесть, хотя бы и вечная. Ибо то, что течет, неизбежно изменяется, и это наводит на опасную мысль об изменчивости Неизменного, что, в свою очередь, ставит под сомнение саму Сущность и даже,- он понизил голос,- даже Сущность Сущности!

- Да что же это! - Сапроний встревоженно затряс подбородками.- Я высоко ценю ученость сверкающего Кострулия, но - не согласен я!

В моей фразе понятие Текучести совокуплено с высшим понятием «Вечность», что не дает права искажать смысл стихов, суть которых как раз и подтверждает Неизменность Сущности, а также Сущность Неизменности.

- И все-таки стихи уязвимы,- мягко сказал Кострулий.- Даже оставив в стороне тонкости основоположений Вечности и Текучести, замечу, что на протяжении десяти строк сверкающий Сапроний ни разу не упомянул великого имени Аргантония. А как известно, упоминание не должно быть реже одного раза на шесть строк,

Сапроний подался к царю тучным корпусом.

- Дозволь же, Ослепительный, дочитать до конца - дальше идет о твоей непреходящей во веки веков славе…- Он вдруг осекся, завопил:- Ослепительный, скажи светозарному Павлидию, пусть он не смотрит на меня так!

Павлидий, слегка растянув тонкие губы в улыбке, опустил финикийское стеклышко, сквозь которое смотрел на поэта.

У Аргантония борода затряслась от смеха.

- Уж не попал ли наш Сапроний в твои списки? - спросил он.

Пазлидий убрал улыбку с лица.

- Государственные дела не оставляют мне времени для повседневного наблюдения за поэзией - это, как известно, поручено Сапронию. А он, как мы видим, и сам подпадает под власть заблуждений. Чего же удивляться тому, что произошло на вчерашнем состязании поэтов? Взять хотя бы стихотворение Нирула…

- Помню,- сказал Аргантоний.- Стихи местами не отделаны, но основная мысль - прославление моего имени - выражена удовлетворительно.

- Мой ученик,- поспешно вставил Сапроний,

- На слух все было хорошо,-тихо сказал

Павлидий.- Но я взглянул на пергамент Нирула и сразу понял, что он опасный враг. Он раздвоил, Ослепительный, твое имя. Он написал в одной строке «Арган» и перенес на другую «тоний».

В палате воцарилась зловещая тишина. Сапроний грузно рухнул на колени.

- Всюду враги. Всюду преступники,- огорченно сказал Аргантоний.- Покоя нет. Ты отправил Нирула на рудники?

- Сегодня же отправлю,- ответил Павлидий.

- Встань,-сказал царь Сапронию.-Твоя преданность мне известна, Но за едой и развлечениями ты стал забывать… перестал стараться…

- Наговоры, Ослепительный! - взвизгнул Сапроний.

- Хоть и люблю я тебя, Сапроний, но распускать учеников не позволю.

И царь принялся за тыкву, вареную в меду, тщательно оберегая бороду от капель.

Горгия провел в обеденную палату тот самый мелкозавитый щеголь, что встречал его корабль.

Так предстал Горгий перед грозным владыкой Тартесса. Щеголь - звали его Литеннон - заранее растолковал греку, как следует подползать к царю. Горгий на миг растерялся: по торжественному случаю он надел праздничный гиматий, обшитый по подолу красным меандром, а каменные плиты пола были нечисты от кошек. Однако размышлять не приходилось: подобрав гиматий, он стал на колени и пополз к царю.