Пол Гэллико - Томасина

— Что ж они, откажутся выполнить свой долг?

— Нет, куда им! У них, сам знаешь, шотландское чувство долга. Просто…

— Никак не пойму! Если я ее обвиню…

— Да, да, конечно. Давай-ка я тебе иначе расскажу.

Он замолчал и взял на руки Цесси, словно младенца или черного поросенка. Она с обожанием глядела на него, лапы ее торчали в стороны, а он, прижав ее к сутане, массировал ей живот. Это было бы невыносимо смешно, если бы взгляд его и улыбка не светились такой нежностью.

— Одна соседка говорит другой: «Чего-то я расхворалась. Стирки невпроворот, а у меня прямо ноги не ходят». Другая отвечает: «Есть у меня микстуры полбутылочки. В прошлом году всю простуду как рукой сняло. Сейчас принесу».

Отец Энгус перевернул Сецессию и стал массировать то место, где начинался коротенький хвост. Морда ее выражала несказанное блаженство.

— Приносит она микстуру на спирту. Больная — у которой, скажем, острый приступ стиркофобии [11]— отхлебывает глоток, отогревается и веселеет. Как, по-твоему, должен доктор подавать на вторую соседку в суд?

Он подождал, пока притча просочится сквозь крепкий череп его друга, и закончил:

— Нет, Эндрью, у тебя будет очень глупый вид, если ты обвинишь Лори. Полиция прекрасно знает, что она просто дает советы пастухам, женщинам и детям, у которых болеют овца, собака или кот.

— Ну, иди сам, — сказал Макдьюи. — Поговори с ней, ты же ее так хорошо знаешь!

— Что ты! — воскликнул Педди. — Я совсем ее не знаю. Ее не знает никто.

— Не говори ты глупостей, Энгус! Кто-нибудь да знает. Пришла же она откуда-то…

— Знает ее кто-нибудь? — тихо, почти про себя, спросил священник, — Да, в каком-то смысле… Ее зовут Лори Макгрегор [12]. Домик ее и амбар пустовали, когда она явилась в наши края неизвестно откуда. Она ткачиха. Может быть, она — одна из парок [13], разлученная со своими сестрами…

Макдьюи сердито фыркнул:

— Вот ты с ней и говори. Психопаты часто слушают священников.

Педди вздохнул и покачал головой.

— Я думал, ты поймешь. Я не хочу ее трогать, не хочу ей мешать. Ее пути — не наши пути. Она служит беспомощным и беззащитным. Таких, как она, зовут блаженными. Их немного осталось на земле.

Больше вынести Макдьюи не мог.

— Психи они, твои блаженные! — крикнул он. — Ладно, пойду сам. Скажу ей, чтобы не совалась в чужое дело.

Энгус Педди сидел на краешке стула, гладил Цесси и думал. Наконец он осторожно опустил ее на пол, встал, взял склянку, надел шляпу, не отрывая серьезных глаз от Эндрью Макдьюи.

— Что ж, — сказал он. — Иди. Только, Эндрью, я бы на твоем месте поостерегся. Тебя там ждет большая опасность.

— Еще чего! — взорвался ветеринар. — Ты что, сам спятил?

— Ты не сердись, — начал отец Энгус, — когда я поминаю Бога. Профессия у меня такая. Я же не сержусь, когда ты говоришь о прививках.

Макдьюи не ответил.

— Мне кажется. Лори очень близка к Богу. Она служит Ему и славит Его всей своей жизнью.

— В чем же тут опасность? Мне-то что?

Священник взял на руки собачку.

— Смотри, — сказал он, — как бы ты сам Его не полюбил.

На пороге он обернулся и добавил:

— В двери к ней не стучись, она не откроет. Там у нее на дереве висит колокольчик. Колокол Милосердия. В него даже звери звонят.

— Ну, знаешь!.. — возмутился Макдьюи. — На черта мне…

— Кому-кому, — сказал отец Энгус, — а тебе милосердие нужно. И мягко закрыл за собой дверь.

Я богиня Баст, прозванная Талифой, помню день, когда к нам пришел Рыжебородый.

Он еще до того явился мне во сне, ибо у нас, богинь, — дар ясновидения. И я закричала, не просыпаясь: «Смерть и гибель котоубийце! Красным огнем пылают его волосы, красная кровь — на его руках, и ему не уйти от мщения. В книге мертвых написано, что убивший одну из нас обречен».

Он был так страшен и могуч, что даже я, богиня, проснулась от ужаса. Я лежала у очага, и затухающий огонь был красен, словно кровь. Услышав мой крик, Лори спросила погромче:

— Талифа, что тебе приснилось? — пришла, взяла меня на руки и гладила, приговаривая: — Не бойся ничего, я тут!

Но я знала, что от судьбы не уйти и я скоро увижу наяву рыжебородое чудовище. Так и случилось, я увидела его на следующий день.

Недалеко от нашего дома стоит огромный дуб, а на нижней его ветке, как я говорила, висит Колокол Милосердия. Чтобы Лори вышла из дому, надо дернуть за веревку, свисающую до самой земли. За нее дергали и люди, приносившие к нам зверей, и сами звери.

Вы удивляетесь, а я — ничуть. В мое время никто бы не удивился, ибо звери полевые, птицы небесные, люди и боги жили тогда одной семьей, помогали друг другу и совместно владели сокровищами ведовства.