Александр Гейман: Настоящий мужчина

И когда Бел понял все это, ему вдруг показалось, что стало светлеть - в непроглядной темноте неожиданно стали проступать слегка светящиеся контуры предметов. Бел осознал, что по-прежнему сидит на корточках - как оказалось, на краю уступа. Бездна было внизу под ним - и Бел в нее еще не свалился, как это померещилось ему раньше. Более того, ему вдруг стал открываться противоположный край пропасти. Неожиданно, будто вспыхнуло небесное пламя, этот берег осветился весь, представ взору Бела в полной головокружительной зримости. И насколько был кошмарен и беспросветен мир, каким он открывался Белу до этого, настолько же прекрасен и сияющ был этот представший мир. У Бела не хватило бы не только слов, чтобы описать эту счастливую красоту - у него недостало бы чувств, чтобы вполне ощутить ее. Но... Но этот мир был т а м, на другом краю, отделенный бездной, куда едва не угодил Бел.

И вдруг - вдруг с того берега протянулся лучик, все более яркий и широкий, и приблизился прямо к ногам Бела. Перед ним был мостик - его приглашали к себе. Не помня себя от радости, юноша вскочил на ноги и уже было занес ногу над этим лучистым мостом. Но на него тотчас нахлынула волна жуткого страха: ведь предстояло вновь заглянуть в ту же самую бездну! Бел боролся с собой - и не мог заставить себя шагнуть вперед. Легче было броситься на камни и принять смерть! Но снова пережить это отчаяние и этот ледяной мрак... Нет, он не сможет. Он с ума сойдет, и что толку? Бел попятился прочь.

Изнемогая, он смотрел на этот мостик из света - и вдруг повернулся и побежал прочь в кромешной темноте - у него не было больше сил выносить этот раздор между призывом и страхом. Он опомнился только тогда, когда, споткнувшись, полетел на землю и больно ушибся. С колотящимся сердцем Бел сидел на прохладном полу и понемногу приходил в себя. Глаза его, уже привыкшие к темноте, кое-что различали - очевидно, он находился уже не так далеко от выхода.

Вот так Главное испытание! Значит, он провалил его. Недаром старый Глак пытался предостеречь его. Хотя... А почему, впрочем, провалил? - внезапно сообразил Бел. Да ведь все они, включая Гонта и поколения ипифтов до него, все они точно так же опрометью бежали прочь! А разве иначе они стали бы городить чушь про настоящих ипифтов и пять превосходств? И вдруг Бел осознал: ложь была даже больше. Ведь они не просто испугались, струсили все до единого,- они еще и побоялись признаться в этом.

Этот-то страх и гнал их, как последних трусов, в набеги на кемичей и прочих чужаков, этот-то страх и заставлял соблюдать весь кодекс чести ипифтов - и все затем, чтобы лгать самим же себе про собственную отвагу и силу духа. Белу представилась вся картина - и он даже застонал. Его охватило отчаяние почти той же силы, как в той бездне. Жить так из поколение в поколение, лгать, глядя в глаза друг другу, кичиться мнимой храбростью - а внутри себя знать правду про свой страх и свое бегство - и про ложь, и... И ведь ни одного, ни единого настоящего храбреца, чтобы хотя бы возмутиться этим и попросту сказать правду! О-о-о!.. А впрочем... Почему же не единого? Ведь был же Каск!

Ну да, был, но... Но Каск же отступник. Он переметнулся к кемичам. Говорят, будто у них есть своя пещера... Или нет, его закидали камнями. Или... А не ушел ли он снова в Мертвую пещеру? Кто-то говорил это... Бел поднялся на ноги и стоял, собираясь с духом. Вернуться? Ох, нет. По крайней мере, не сейчас. Поколебавшись, он пошел в сторону выхода. Нет, сейчас он не сможет. Может быть, когда-нибудь... Он сделает другое он выйдет и скажет всем, что они лгут. Что они такие же трусы, как он сам. Что...

Нет, он ничего не скажет. Какой смысл? Его убьют, как Каска, и все. Ославят отступником - да нет, просто осмеют, скажут, что не смог пройти испытание. Вот что он сделает - он вырастит сына. Настоящего воина! И когда тот придет сюда, то...

Бел уже подошел к месту первой стражи, где его ждал Гонт. Вождь исподлобья смотрел ему в лицо, и Белу на мгновение почудился страх в глазах Гонта. Храбро улыбнувшись, Бел сделал свирепое лицо и процедил сквозь зубы:

- Дайте мне поскорее копье, я пущу кровь этим ублюдкам-кемичам!

- Молодец! - радостно вскричал Гонт. - Ты - настоящий мужчина.

1-2 марта 1998 г.