Александр Гейман - Жизнь кота

Видя восприимчивость Барсика, Брат сильно огорчался, что эта доверчивая готовность освоить новое пропадает как-то впустую. Именно теперь, в пору этой отзывчивости к познанию, так чувствовал Брат, кота можно было научить чему угодно, чему-то очень важному, лучшему - тому, возможно, что так долго ждут звери от человека и что он сам о себе ещё не очень-то знает. А то что же это, - вспоминал Брат Хлебниковский "Сад", отнимаем зверей у леса, развиться их природной науке не позволяем, а уж коли не даем прорасти их чудесным возможностям, так, значит, надо предложить свое, что-то ещё чудесней! Но Брат тоже был из несведущих обычным искателем на ступени самых первых предвосхищений и проникновений, и теперь он только угадывал эту великую возможность и невольно сожалел об упускаемом шансе. Блестели глазенки кота, - не ночным мерцанием, а игровитым, когда тем больше сияния, чем хитроумней и дерзостней затеянная каверза, и Брат пленялся и одновременно не верил своим глазам: то был блеск нагваля, то был Дух, сознание - и что мог предложить ему Брат? Поиграть веревочкой? Впрочем, кот-то играл - и если Брат не имел чему научить кота, то, наблюдая его охотничьи повадки, немало извлек для себя - так, Барсик пускался в атаку только тогда, когда сам её подготовил, а до того игнорировал всякое пододвигание приманки под нос, это уж став взрослым он позволял себе импровизации, молниеносно когтя появившуюся в пределах досягаемости добычу.

- Ты бы продал Барсика за миллион долларов? - спрашивала Толстая Бабушка.

- Да я его бы и за сотню продал, - отвечал Брат. - Ну, в хорошие руки только, конечно.

- Вот ты какой, - сокрушалась Бабушка. - Нет, нельзя: он член! подразумевалось: семьи. Про себя же у людей давно уже было решено, что они в этой семье Бабушка и Брат: - Ну что, брат кот? как дела? - спрашивал Брат кота у кота-брата.

Одно, одно омрачало хрустальную Бабушкину радость от котового проживания: кот не урчал, а стало быть, не мог побаловать людей очевидным _ухослышным_ - свидетельством своего расположения и ответного приятия членов семьи. Дело тут было в поврежденных голосовых связках, - очевидно, мать неаккуратно таскала котенка, задевая клычком горлышко, хозяин Марфы признавался, что у них уже бывали из-за того случаи безголосости у котят. И когда кот забирался к кому-нибудь на колени, то убеждаться в Барсиковой ласковости приходилось на ощупь, приложив палец под голову и осязая довольно-таки сильную вибрацию котового горла. А уж мяукал кот и вовсе сипленько: слышалось не звучное "мяу", а шепелявое "мя", и кот, уяснив, что его обычно не слышат, научился проситься к Брату в комнату - а дверь прикрывалась плотно - не звуковым, а зрительным сигналом: просовывал под дверь лапку и держал, пока Брат не заметит. Брат, впрочем, сам научился шепотом произносить это "мя", получалось шепеляво и одновременно громко - и надо же, кот откликался. Привыкнув, Брат и в гостях приветствовал хозяйских кошек тем же сиплым "мя!", забывая, что у них-то с гласностью порядок, и заставляя животных недоуменно таращиться на столь странный акцент.

Летом Брат стал выводить кота на улицу. Ошеломленный столь беспримерным увеличением мира, Барсик приходил в чрезвычайное возбуждение и начинал носиться из конца в конец разведанного участка новооткрытой суши из цветника в цветник, что находились по обе стороны от крыльца. "Барсик, Барсик!" - звал Брат и шевелил перед носом кота какой-нибудь веточкой, пытаясь перебить эту переполошенность - и на миг это удавалось, кот отвлекался, во взгляд возращалась осмысленность, в движения - плавность, но потом глаза вновь округлялись и теряли блеск, и начиналось прежнее мельтешение вдоль стены. Это было, считая безголосость, вторым слабым местом кота - захлест эмоций, слабый самоконтроль, отсутствие выдержки - в пиковых ситуациях Барсик легко впадал в крайность, рыбирая решения предельного регистра - бегство, нападение - и не умел держать центр. С другой стороны, а где - или у кого - мог тому научиться кот? Разве что у умной кошки - и таковую местное кошачье сообщество отрядило шустрому котенку в качестве добровольной наставницы.

Старожил двора - Брат не знал её имени, но давно видел в окрестностях - умная кошка чрезвычайно заинтересовалась новобранцем. Но взбудораженный Барсик, а пребывал он в той самой взъяренности обилием мира, выгибал спину и угрожающе надвигался, и не дал к себе подступиться, и даже загнал кошку под машину. Однако кошка, очевидно, положила своей обязанностью опекать несмышленыша, а была она очень умна. Брат наблюдал, как она переходит улицу - кошка делала это на слух, подходила к краю мостовой и наклоняла ухо в направлении, откуда появлялись машины. Определив, что опасности нет, она резво, но не опрометью, направлялась на противоположную сторону, где-то на трети пути останавливалась и снова слушала улицу - и Брат сам видел, как кошка вернулась назад с треть-дороги, предпочтя перестраховаться, потому что поток машин покатил лишь спустя минуту.