Евгений Филенко - Эпицентр

Кратов подождал немного и молодцевато перекинул ноги через бортик гравитра. Он тотчас же ушел по колено в какую-то мерзкую труху и, высоко поднимая колени, поспешил выкарабкаться на более надежное место. Машина стояла, утонув в этой трухе по самое брюхо.

— Сон Духов, — пробормотал Кратов.

Пожалуй, он чересчур тщательно счищал с брюк налипший тлен. Со стороны могло показаться, что он взволнован. А этого под посторонним взглядом вовсе не хотелось…

— Ты волнуешься. Кратов, — тотчас же безжалостно сказала Рашида.

— Я живой человек, — буркнул он под нос и осторожно, выбирая самые твердые участки этой в сто слоев заваленной гнилыми пластами земли, двинулся к хижине.

— Там есть тропинка, — промолвила Рашида вдогонку.

И он сразу же увидел тропинку. Вернее — слабый, призрачный след чьих-то усилий протоптать след в этой мертвечине. Этот призрак тропинки вел прямо до крыльца — пары рассыпавшихся ступенек.

— Мерзкое место: — произнес Кратов. Теперь он поймал себя на том, что голос его звучит излишне громко. Этот лес, эта мертвая земля, эти деревья-зомби и эта хижина — разлагающийся труп жилища — все будило в нем неясные колебания и даже страх. Он никогда и ничего не боялся на Земле. До этой минуты… — Того и гляди, выползет баба-яга. И задаст нам жару своей клюкой.

Он нагнулся и подобрал бог весть как очутившуюся здесь палку почти в человеческий рост, отполированную догола, желтую, словно из слоновой кости.

— Вот и клюка, — промолвил он с нервным оживлением.

— Кратов, Кратов… — сказала Рашида. — Ты боишься.

Он обернулся. Рашида сидела на верхней ступеньке трапа и спокойно курила. На ее смуглое лицо падала густая, почти непроницаемая вуаль теней от сплетенных крон, и под этой вуалью ясно светились одни только огромные, пронзительно-синие глаза.

«А ты все так же беспощадна», — подумал Кратов. Вслух же согласился:

— Пожалуй… А это часом не твоя клюка? Удивительно, однако все душевное смятение тут же выветрилось напрочь.

— Хорошо, — сказал он, собираясь с мыслями. — Прочь детские игры… Стас! — крикнул он в черный провал окна. Я пришел.

Рашида за его спиной коротко рассмеялась.

— Он тебя ждет не дождется! — сказала она.

— Это была дань учтивости, — проворчал Кратов. — Стас, выходи. Или позволь войти нам.

Хижина молчала.

— Тогда я иду без приглашения!

Он с величайшей осмотрительностью поднялся на крыльцо, не вызывавшее у него ни малейшего доверия. Доски запели, прогнулись, но сдюжили. Толкнул обшитую не то кожей, не то грубой просмоленной тканью дверь — та распахнулась с сатанинским визгом.

— Мы опоздали, — сказал Кратов. — Здесь никого нет.

— Ты знала это?

— Нет, — услышал он голос Рашиды прямо у себя за плечом. — Но ожидала чего-то подобного.

— А я знал. Мы еще только приземлились, а я уже знал, что никого здесь не встречу. Если помнишь, нас двадцать лет назад учили воспринимать эмо-фон.

— Что?..

— Эмоциональный фон. Сейчас его так называют… из экономии фонетических усилий. Так вот, я слышал лишь твои эмоции.

«Твои мысленные насмешки, за которыми ты прячешь собственную слабость», про себя прибавил он.

— Чего же ты боялся? — спросила Рашида. Кратов подумал.

— А бес его знает, — сказал он.

— Зачем кричал всякие глупости?

— Вопрос тому же адресату… Наверное, я опасался, что за эти годы Стас не забыл, как глушить свой эмофон.

— А он и не забыл. Он ничего не забыл…

Женщина миновала его и уверенно прошла вперед. Протянула руку куда-то вверх, — звонко щелкнуло, и в дальнем углу прихожей вспыхнул слабый желтоватый фитилек. Осветилась и вся хижина, хотя проку от этих тужащихся из последних сил язычков искусственного огня было чуть-чуть.

— Вот, — неопределенно сказала Рашида, касаясь ладонью иссохших вязанок душистых трав, что были некогда развешаны по стенам и забыты.

Они вместе вошли в единственную комнату. Под ногами хрустела нанесенная ветром земля, в которой ощущались какие-то осколки. На грубом деревянном столе тоже лежал слой земли.

Кратов смел ладонью мусор со скамьи и сел, поставив палку рядом.

— Наверное, я что-то должен сказать? — спросил он. — Что-то приличествующее моменту?

Рашида медленно, будто сомнамбула, бродила по этому пустому, нежилому, изначально непригодному для человеческого обитания помещению. Дотрагивалась до чудесно уцелевших вещей — глиняная ваза… распухшая от сырости старинная книга в толстом, утратившем всякий цвет и форму переплете… скомканная и небрежно брошенная в угол тряпка, в которой с трудом угадывалась мужская куртка вышедшего из моды покроя.