Евгений Филенко - Эпицентр

— И вы, несомненно, вскорости за нею приударите, — с непонятной укоризной предположил Моргенштерн. — Все знают, что Галактический Консул любит только самых красивых или самых необычных женщин. Причем всех сразу.

— Глупости, — смутился Кратов. — Несомненно лишь то, что вскорости меня на «Протее» с собаками не сыщут…

Чтобы окончательно успокоить ваше внезапно проснувшееся национальное самосознание, сообщу также, что евреев там шестеро, хотя трое считают себя североамериканцами, а один — русским.

— Тогда я выпью за евреев, которые не побоялись остаться евреями даже в космосе, — возгласил Моргенштерн.

От Кратова потребовалось немалое умственное напряжение, чтобы оценить всю глубину этой сентенции. Груда пустых банок на столике бара, увы, не располагала к интеллектуальному подъему.

— А я за тех евреев, что искренне посчитали себя русскими, — наконец придумал он.

— Непонятно отчего, — сказал Моргенштерн, — не то в виде метаболической реакции на ваш тост, не то пиво чересчур свежее… но мне придется покинуть вас на время… хм… мастер.

— Идите к черту! — пожелал ему Кратов. Моргенштерн выбрался из своего угла и нетвердой походкой устремился к выходу из бара. В дверях он вдруг замер, отшатнулся, подобрал живот и совершил нечто вроде мушкетерской отмашки шляпой. А затем вдруг исполнился неподобающей суетливости и трусцой канул в коридор.

Вошедшая Ева-Лгент приветственно шмыгнула носом.

— Нигде никого нет, — пробасила она. — Вот тоска-то!

— Не понимаю, — сказал Кратов. — Вы хотели сенсацию. Вы ее получили. Так чего же вы ошиваетесь на полупустом стационаре, в то время как ваш коллега берет интервью у астронавтов из прошлого?

— Вы и вправду не понимаете, — фыркнула «страшная девушка», плюхаясь в свободное кресло. На ее высоко заголившемся бедре темнел свежий синяк. — Я ньюсмейкер-модератор, и Шлыков ньюсмейкер-модератор, но мы животные разных видов. Шлыков не станет брать у них интервью. Его фирму не интересуют подробности. Ее интересуют только заголовки, поскольку новостей на Земле и в Галактике столько, что их не вместит никакая сетка вещания, да и никакое человеческое восприятие. Сообщение о том, что из небытия возник звездолет-призрак и мечом Александра Македонского пал на гордиев узел вокруг Сиринги, будет состоять из пятнадцатисекундного видеоряда и закадрового текста. И все! А деталями, когда все устаканится, а Шлыков сгинет, как ночной кошмар, займусь я. И это будет трехчасовое интервью в шести эпизодах, с планами интерьеров «Луча», интимными подробностями типа «кто с кем и как часто», поисками прямых потомков и прочим оживляжем. И в одном из эпизодов найдется местечко вам, не беспокойтесь…

— Хотите пива? — осведомился Кратов.

— Я хочу подохнуть, — сказала Ева-Лилит. — С тех пор, как я попала сюда, меня преследуют тридцать три несчастья. Я непрестанно чихаю, кашляю и рыдаю. Потому что у меня аллергия дьявол знает на что, быть может — на этих ваших мужиков… тоссов.

— Но вы не видели, а следовательно, и не обоняли ни одного живого тосса, заметил Кратов.

— Зато я обоняю вас и всех этих типов, что шляются в нейтралку, чтобы там миловаться с этими отвратительными ящерами… Я все время разбиваю колени о какие-то выступы. От вашего ледяного пива у меня болит горло. Никто в радиусе восьмидесяти световых лет не курит мои любимые сигареты и не моет голову моим любимым шампунем. Я не рождена для этого места. Мне тесно в ваших коридорах, похожих на кишечник кашалота. Спасибо хотя бы за то, что по ним не летают пташки и не гадят мне на голову, и не приходится выстригать целые пряди, чтобы избавиться от говна в прическе… Господи, за что мне это испытание? Только за то, что я хочу довести до моих зрителей, которым в сущности плевать на все, радостное известие, что у Федерации появился еще один угол, куда можно будет приткнуться, когда земное бытие станет окончательно невмоготу?! — Последние слова она произнесла на остатке дыхания, почти шепотом. После чего нервным движением вскрыла ближайшую банку.

Возникший как бы из пустоты Ларокк деликатно дотронулся до кратовского плеча.

— Все хорошо, — сказал он интимнейшим тоном. — Совет директоров сместил президента. Они распродают все, вплоть до пресс-папье. Сюда уже летит их менеджер.