Филип Дик - Ветеран войны

Старик повернулся и яростно заковылял к своей скамейке. Злой и разочарованный, он бормотал что-то неразборчивое, плевал в искрящиеся капельками влаги кусты и пытался хоть как-то успокоиться. Но яркое солнце раздражало, шум людей и машин доводил до бешенства.

Он снова сел на скамейку, полуприкрыв глаза, скривив бескровные иссохшиеся губы в безнадежной и горькой гримасе. Никому не интересен дряхлый, полуслепой старик. Никто не хочет слушать его путаные, бессвязные рассказы о битвах, в которых он участвовал, никому не нужно его мнение о стратегии и тактике проигранной войны. Можно подумать, что никто даже и не помнит войну, разрушительным, всесжигающим пламенем горевшую в еле живом мозге старика. Войну, о которой он страстно хотел говорить, — если только удастся найти слушателя.

Вэйчел Паттерсон резко остановил машину.

— Ну вот, — сказал он через плечо. — Устраивайтесь поудобнее. Здесь нам придется постоять.

До тошноты знакомая сценка. Несколько сотен, а, пожалуй, и тысяча землян в серых шапочках и в серых нарукавных повязках. Плотными потоками они двигаются по улице, горланя лозунги и размахивая огромными транспарантами:

ПЕРЕГОВОРАМ НЕТ! ПРЕДАТЕЛИ БОЛТАЮТ — МУЖЧИНЫ ДЕЙСТВУЮТ! НЕ НАДО НИЧЕГО ИМ ОБЪЯСНЯТЬ ПОКАЖИТЕ ИМ! СИЛЬНАЯ ЗЕМЛЯ — ЛУЧШАЯ ГАРАНТИЯ МИРА!

— Почему мы стоим? В чем дело? — удивленно хмыкнул сидевший сзади Эдвин Ле Марр. Отложив пленки с делами, он близоруко прищурился.

— Опять демонстрация, — устало откинулась на спинку Ивлин Каттер. — Она закурила, всем видом своим выражая отвращение.

Демонстрация была в полном разгаре. Мужчины и женщины, взрослые и школьники, напряженность и возбуждение, горящие ненавистью глаза. У некоторых в руках плакаты и транспаранты, у других — палки, обрезки труб; вооруженные люди по большей части одеты в нечто вроде полувоенной формы. Прохожие останавливаются на тротуарах, смотрят на колонну, кое-кто присоединяется. Одетые в синее полицейские перекрыли уличное движение; стоят с безразличным видом и ждут — не попробует ли кто-либо помешать демонстрантам. Никто, конечно, не пытается, дураков нет.

— Но почему Директорат не прекратит это безобразие? — возмущенно спросил Ле Марр. — Пары бронеколонн вполне хватит, чтобы восстановить спокойствие.

— Директорат, — холодно засмеялся его сосед Джон В-Стивенс, — финансирует их, организует, дает им бесплатное время на видеоканалах.

Глаза Ленарра близоруко, недоуменно заморгали. — Паттерсон, неужели это правда?

Теперь искаженные яростью лица были совсем близко, они с обеих сторон обтекали приземистый, сверкающий «бьюик». Хромированная приборная доска вздрагивала и слегка дребезжала от тяжелого топота ног по мостовой Доктор Ле Марр спрятал пленки в металлическую кассету и нервно огляделся по сторонам; втянувший голову в плечи, он очень напоминал перепуганную черепаху.

— А вы-то чего боитесь, — хрипло сказал В-Стивенс. — Вас они пальцем не тронут — вы ведь англичанин. Это мне надо бояться.

— Они свихнулись, — пробормотал Ле Марр. — Все эти идиоты, шагающие строем и рвущие глотки.

— Ну зачем же так сразу — идиоты, — спокойно повернулся к нему Паттерсон. — Они слишком доверчивы, вот и все. Они верят тому, что им говорят, равно как и все мы, остальные. Беда в том, что им говорят ложь.

Он указал на один из плакатов, огромный стереоскопический портрет, тяжело раскачивающийся в руках тащивших его людей.

— Обвинять надо его. Это он выдумывает всю эту гору лжи. Это он давит на Директорат, разжигает ненависть и насилие — что ж, его кошелек это может позволить.

С портрета смотрело суровое благородное лицо седовласого джентльмена, гладко выбритого и высоколобого. Крепко сложенный мужчина лет под шестьдесят, чем-то похожий на университетского профессора. Доброжелательные голубые глаза, твердый подбородок — одним словом, весьма впечатляющая фигура достойного и уважаемого человека с высоким общественным положением. А под этим портретом — личный лозунг, плод минутного вдохновения:

ВСЕ КОМПРОМИССЫ — ПРЕДАТЕЛЬСТВО!

— Фрэнсис Ганнет, — пояснил Ле Марру В-Стивенс. — Великолепный образчик человека, не правда ли? Земного человека, — поправил он себя.

— Но ведь у него очень благородное лицо, — запротестовала Ивлин Каттер. Разве может человек такой интеллигентной внешности иметь что-нибудь общее со всем этим?

В-Стивенс затрясся от смеха, но веселья в его иронии не было.