Бертрам Чандлер - В альтернативную вселенную

А после этого собрания, или службы, у меня была беседа с министром. Он был очень приветлив и устроил мне частное свидание с медиумом. Но это было уже не то. Похоже, Красный Орел был раздражен, что его вызвали, поскольку он уже сказал все, что хотел. Он добавил лишь, что я должна буду искать, долго и вдалеке, но что я не найду то, что искала.

Следует ли начинать поиски с того, чтобы самой стать призраком раньше времени? Надеюсь, что нет. Для этого я слишком люблю жизнь и ее удовольствия… Я люблю вкусную пищу, вино, табак, книги, музыку, хорошую одежду и… и все прочее, что существует в жизни… Слишком уж неясно, что происходит потом. О, я слышу целый хор возражений: там хорошо, красиво и все счастливы… Но… у меня всегда было впечатление, что в той, другой жизни, будет не хватать своеобразия, яркости, ну, и, конечно, всех наших плотских удовольствий…

Я была неприятно потрясена после сеанса.

— Но, может, это можно объяснить телепатией?

— Нет, Джон, нельзя. В то время я не думала о Билле Маудсли — до того момента, когда пришло о нем известие во время сеанса, но даже после этого я продолжала думать о Дэреке Кэлвере. Я ведь не знала, что Билл летел вместе с ним помощником. И даже… даже о том, как он умер, я не знала. Я не знала об этом официально несколько месяцев, пока не пришло подтверждение. Но я решила проверить. Я раскопала все данные о полете в одном из компьютеров на космодроме, и я нашла специалиста, который проверил все еще раз по своим каналам. Ответ был однозначный. Билл распрощался с жизнью в тот самый момент, когда я сидела в этом зале Собраний на Дунгласе…

— Может, вам не стоит принимать участие в сеансе, Соня? — сказал ей Гримс.

— И оставить ею на откуп вашим паршивым сектантам? — вспылила она. Нет, сэр, спасибо!

Подойдя к кают-компании, Гримс и Соня нашли там все в абсолютной готовности. Все расселись на расставленные в несколько рядов скамьи, перед которыми на свободном месте стояли стол, три стула и фисгармония. Хорошо еще, подумал Гримс, что корабль в невесомости и не придется мучатся, сидя на этих скамьях, достаточно лишь пристегнуться, чтобы не улететь. Кэлхаун, который, несмотря на униформу, был похож на непримиримого оппозиционера, занял одно из мест за столом. Мэйхью, который на этот раз выглядел скорее чрезвычайно смущенным, чем заспанным, сел на второй стул. Кэрен Шмидт устроилась возле музыкального инструмента.

Как только Гримс и Соня заняли свои места в первом ряду, Кэлхаун отстегнул ремень, осторожно встал на ноги и заговорил голосом, более похожим на рев рассерженного осла, чем на скромное блеяние проповедника:

— О братья! Мы, жалкие искатели истины, собрались здесь, чтобы униженно просить наших близких в миру ином пролить немного света в наш затемненный разум. Мы просим Их о помощи — но мы также готовы помочь Им. Мы отбросим свои сомнения и проникнемся бесхитростной верой ребенка. Мы Должны Верить, — продолжал он более человеческим голосом, — уверяю вас, это самое главное. Мы должны открыть сердца и души благодатной власти Иного мира. Настройтесь на восприятие этих неведомых нам сил! Мы должны создать необходимые условия, даже если это нам и не сразу удастся.

Тем временем один из помощников раздавал присутствующим распечатанные листки. Гримс взглянул на них. Это были тексты гимнов.

— О братья! — крикнул Кэлхаун. — Споем же первый гимн.

Кэрен Шмидт слегка замешкалась с фисгармонией — жать на педали, к которым были приспособлены воздушные мехи, в условиях невесомости было не слишком удобно. Наконец, ей это удалось, и раздался резкий и громкий вступительный аккорд.

Все запели разом под хриплый аккомпанемент инструмента:

— Веди, священный свет, веди меня вперед, средь мрака пустоты, туда, где счастье ждет…

Когда гимн закончился, Кэлхаун стал молиться. Гримс, несмотря на свое неверие, был под сильным впечатлением от искренности молитвы. Он даже решил, что ему тоже неплохо было бы во что-нибудь верить.

Прозвучал второй гимн, и огни стали медленно гаснуть, пока не остались гореть одни только красные лампы. На столе жутковато проблескивали светящейся краской говорящая труба и тамбурин. Внезапно в кают-компании наступило странное спокойствие; далекий отзвук работающих приборов лишь усиливал впечатление от возникшей тишины. Было очень спокойно — и очень холодно.

— Холод физический или психологический? — спросил себя Гримс и не смог ответить.

Его глаза привыкли к сумраку. Он разглядел Кэлхауна и Мэйхью, неподвижно сидевших за столом, и Кэрен Шмидт, склонившуюся над фисгармонией. Он посмотрел на Соню. Она была такой бледной, что почти светилась в темноте. Он нащупал ее руку и пожал ее. Соня с благодарностью ответила на пожатие.