Филип Фармер - Ловец душ

— Мы специально прилетели сюда ради этого, — отозвался Карфакс. — Мы идем с вами.

— Я подчеркиваю, что отношусь к этому крайне отрицательно, — стоял на своем судья Каснер.

— Тогда не надо было выписывать ордер! — бросил Карфакс. Но в глубине души он посочувствовал судье: оба они находились под давлением Лангера, и обоих он использовал как марионеток в своих целях. Хотя, если бы судья имел более жесткий и решительный характер и осмелился бы встать открыто против Лангера, это могло бы стоить ему карьеры.

К тому же Карфакс не сомневался, что именно агенты Лангера объединили и взвинтили толпу антивестернитов, чтобы направить их под стены «Мегистуса». Конечно, здесь (как и в любом другом городе Штатов) страсти кипели вовсю и антивестернитов было достаточно. Оставалось только послать пару ораторов, чтобы те умело направили страсти в нужное русло и повели толпу за собой. И все это было сделано за то время, что прошло с момента его- звонка сенатору!

Лидерами линчевателей была довольно пестрая смесь религиозных фанатиков и криминальных элементов: церковь и мафия объединились. Хотя это держалось в секрете (правда, это был секрет полишинеля), Бонанца-Сиркус построила мафия, как крупный центр игорного бизнеса. Большинство мафиози были истыми католиками (что, однако, не мешало им заниматься своими делишками), а потому непримиримыми врагами Вестерна. Кроме того, они боялись МЕДИУМа и были категорически против его использования: одна мысль о том, что благодаря машине можно будет получить сведения от уже умерших членов организации, бросала их в дрожь. Поговаривали, что мафия требует от своих членов клятвы хранить ее тайны даже после смерти. Так как же можно было теперь заставить ее соблюдать, если нет средств заставить замолчать мертвых?

Лангер был злейшим врагом организованной преступности, и ему, должно быть, очень нелегко оказалось переступить через свои принципы и обратиться за помощью к лидерам мафии. Но в политике целесообразность и компромисс являются основными движущими силами. О своих долгах перед мафией Лангер побеспокоится потом, когда все будет кончено. Идет война, и не время рассуждать о моральном уровне твоих союзников (если вообще уместно во время войны говорить о морали).

Но зачем Лангеру понадобилась возбужденная толпа вокруг «Мегистуса»? Для того чтобы напугать Вестерна так, что он сам с радостью отдастся в руки шерифов и Лопеса? А может, сенатор планировал, что, когда ворота откроются для официальных представителей, толпе удастся прорваться внутрь?

Карфакс подозревал, что более вероятен второй вариант. От этой мысли ему стало не по себе, и он почувствовал противную слабость. Значит, Лангер оказался способен послать людей на верную смерть.

По мере продвижения по городу Гордон убеждался, что самые его мрачные предположения полностью подтверждаются. Широкие проспекты Бонанца-Сиркуса были пусты, хотя в это время суток движение должно было быть оживленным.

Они проезжали мимо фантастически раскрашенных зданий и видели в окнах множество лиц, провожавших их молчаливыми взглядами, и это свидетельствовало, что большая часть населения отсиживалась по домам. Вызов был брошен, и обыватели боялись оказаться замешанными в борьбу и попасть между двумя жерновами — анти- и провестернитами.

Но Чанг заметил, что если что-то и произойдет, то не в городе: основные события произойдут у ворот «Мегистуса».

— За полчаса до вашего приезда все улицы были забиты провестернитами, направлявшимися в Профацци-холл. Там их будут накручивать и возбуждать до тех пор, пока эти бедные идиоты не взвинтятся до массовой истерии. Надеюсь, мы успеем добраться до комплекса раньше, чем это произойдет.

— Но почему полиция не вмешивается? — искренне удивилась Патриция.

— Да потому, что половина их сегодня взяла отгул, чтобы присоединиться к толпе. Кто — «за», кто — "против", — усмехнулась Хиекка. — А остальные просто боятся встать кому бы то ни было поперек дороги: не хотят, чтобы их растоптали.

Они оставили электромобиль на окраине города у выхода номер двенадцать и пешком зашагали в ночную пустыню, где их уже ожидали два паровых автомобиля. В первый, с эмблемой штата, сели Лопес и сопровождающие его лица. Все остальные разместились во втором, на котором красовался символический американский орел. Машины двинулись в сторону пустыни, оставив за спиной огромный купол города в мареве уличных огней. Вскоре они выехали на извивающуюся горную дорогу. Свет фар выхватывал из темноты растущие по обочинам ели и сосны, и иногда под ними мерцали красные глаза кроликов, лисиц, опоссумов и оленей.