Александр Черченко - Сказание о системном администраторе

— А теперь, слушай внимательно, Алёша. У всякого капитала есть живая душа, которая находит себе временное тело. Сейчас душа этих денег в американских бумажках, но так было не всегда. Смотри внимательно.

Домовой взял в руку одну стодолларовую банкноту, достал из-за пазухи зажигалку. Не успел я осознать того, что происходит, как перед моим изумленным лицом зеленая бумажка вспыхнула и быстро сгорела. Я как завороженный смотрел на огонь и не заметил, что мое внимание переключилось с пламени на дым. Дым от сгоревшей банкноты был странным, он походил на живое существо — пульсирующее и полупрозрачное облачко. «Душа денег», подумал я, находясь в каком-то отупелом трансе. Облачко двинулось прямо на экран телевизора и растворилось в нем.

Тут же экран вспыхнул и на нем начался показ странного, вроде бы документального фильма. В этом фильме «Душа денег» летела обратно в свое прошлое и путь её был таков: пролетев на 100 лет назад она вселилась в золотые слитки из подземного хранилища какого-то швейцарского банка начала 20-го века. Затем, покинув золото, и вылетев за толстые стены банка, она метнулась еще лет на 50 назад и оказалась внутри дубового сундука с бриллиантами, стоящим в пустом темном доме. Дом располагался на окраине Петербурга середины 19 века. Пересчитав все холодные грани бриллиантов, душа денег нырнула еще дальше вглубь своей истории и, кто бы мог подумать, оказалась в грязном русском кабаке, прямо в огромной бочке с дешевой горилкой. Было самое начало 19 века и, искупавшись в горилке «Душа денег» двинулась еще глубже.

Теперь она летела медленно, поскольку уже приближалась к точке своего рождения. Вот она помедлила и вдруг растворилась в грязных медяках простых мужиков из трех соседствующих деревень, задавленных беспросветным рабством крепостного права. Потрепанные мужики шли в кабак и несли туда свои жалкие медяки, пропитанные потом тяжелого, безнадежного и бессмысленного труда. Наконец, покинув грязную медь «Душа денег» растворилась в веселых крестьянских детишках (тех самых будущих потрепанных мужиков, бредущих в кабак). Глаза детей еще светились радостью и надеждой на хорошую жизнь и «Душа денег» притаилась в их, еще не изношенных, молодых телах. Экран погас.

— Как видишь, это темные, злые деньги и они продолжают служить злу.

Я уже очнулся от неожиданной и странной истории Ужели и спросил:

— Скажи мне, дедушка, а все ли деньги темные?

— Не все, конечно. Деньги как люди разные бывают. У многих денег душа светлая, но у этих темная.

— И что же мне делать?

— А ничего, займись бизнесом, делай вид, что ни о чем не догадываешься. По легенде — ты давно мечтаешь иметь собственную фирму, ты молодой энергичный бизнесмен и больше тебе в жизни ничего не надобно. А мы в это время подготовим контрудар.

Ужеля допил молоко, поставил пустую чашку на табурет и с хитрецой в маленьких глазках спросил: «не пора ли нам, Алешенька, узнать — где находиться наш грозный Лысый Лис и что он поделывает?»

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас. А чего тянуть? Заодно бесплатное кино посмотрим.

Ужеля достал из-за пазухи свой золотистый «оживитель техники» (как я его прозвал) и налепил его прямо на экран, в левом нижнем углу. Телевизор задрожал, слегка дернулся, хотя был выключен. Экран покрылся мелкими капельками влаги.

— Ну, включай, чего ждешь? — Обратился ко мне дедуля, глядя снизу вверх.

Я, медленно, с легкой опаской протянул руку к кнопке и уже было дотронулся, как Ужеля вдруг гаркнул — «Бах!!!»

Словно от удара током я громко ойкнул, резко отдернул руку и отшатнулся. Домовенок повалился спиной на диван и заливаясь истерическим смехом, стал перекатываться с боку на бок. «Вот и бесплатное кино!» — Стонал пакостный старикашка.

Честно говоря, не ожидал я такого от Ужели.

— Ах ты бородатая бестия! Закричал я и попытался его схватить, но тут же, получил уже настоящий разряд тока в руку. Искры посыпались из моих глаз. Дернувшись и опять громко ойкнув я присел на диван. Никогда еще не видел дедулю таким веселым. «Пусть радуется, совсем одурел без Ладушки» — думал я, растирая ударенную током руку.

Насмеявшись, Ужеля стал приносить самые искренние извинения вперемешку с покашливаниями. Потом он громко и серьезно прокашлялся и объявил: «Домовой есть лицо неприкосновенное, а равно глубокоуважаемое!»

— Может хватит уже изгаляться, дедушка? — Перебил я его полушутя, но еще слегка сердито.

— Ладно, внучек, не серчай на старика, жми кнопку.