Он добрался до низа: новая дверь, обложенная черепами разных размеров. Сюда они шли, и здесь их не пропустили. Он видел недостертые временем следы их тщетных попыток откупорить и эту массивную дверь. Те, кто ее сотворил, знали свое дело туго. В фотонном потоке из фонаря он наблюдал на ней вмятины и царапины от пуль и гранат, однако многотонная подземная громада смело выдержала эти уколы, все ей было нипочем, даже время. Хадас тронул ее, немного постоял, ожидая чуда: он не выдержал и минуты, а требовались столетия — когда еще ржавчина съест эту многотонную стальную глыбу до толщины фанеры. Затем он посветил вверх. Черепа посмотрели на него без увлечения, те, кто носил их, напяленными на мозг, давно находились вне времени и пространства, и Хадас был им вовсе неинтересен: все его отличие, в солидной временной проекции, заключалось в том, что его череп будет иметь дополнительный саркофаг-хранилище в виде сложного шлема. А возможно, и красивый скелет из него не получится, ведь он абсолютно не знал, витают ли в окружающем воздухе бактерии, разлагающие мертвечину, как в славные времена произошедшего вокруг мора.
Значит, сюда они шли, и их впустила первая дверь; сюда они спустились и уперлись во вторую носами, а сзади продолжали напирать и вверх было не подняться — легче давить оттуда; и кто-то пытался остановить безумие, и кто-то запасливый рвал динамит прямо около людей, стремясь откупорить эту таинственную и, возможно, действительно спасительную дверь, а сзади все равно перли, несмотря на взрывы и стрельбу, потому как оттуда наваливалось еще более страшное; а где-то высоко-высоко заливался победным потом пилот, разворачиваясь для возвращения на базу и уносясь отсюда со скоростью, обгоняющей рев собственного двигателя, и слипался вжатый сам в себя плутониевый детонатор… А сверху продолжали напирать.
Хадас Кьюм сделал поворот кругом. Наверное, тогда здесь было бы некуда ступить; потом, когда трупы сгнили, стало свободнее. Он наклонился и взял в руки прах. Тихо и ровно, как в древних песочных часах, мельчайшие частицы текли между пальцами. Он зажмурился и на мгновение пошатнулся, ощутив видение наяву.
Он стал торопливо выбираться вверх. Только сила тяжести и присыпанные осколками костей ступеньки мешали ему, но он все равно сбил дыхание. Его альпинизм сопровождали хлопки-выстрелы лопающихся костей. Где-то ближе к выходу он грохнулся на четвереньки и чуть Не скатился, попав ногой в чью-то затылочную крышку. Он замер и взял себя в руки: все здесь случилось очень давно, так давно, что его это не касается, «о тем не менее было интересно: кто их не пустил туда и было ли там спасение? Глядя с его наблюдательного пункта, вознесенного во времени над их древними бедами, спасения у них не было. Возможно, давным-давно ту таинственную райскую дверь внизу с обратной стороны подпирают такие же скелеты.
Выбравшись на свет божий, он не испытал облегчения. Его измотанное тело хотело тут же упасть, но он не дал ему этого шанса, он уходил от этих старых кошмаров, от краснеющего датчика радиоактивности, от неведомого мертвого города, от прикосновения к познанной неизвестности к новой неведомой судьбе. У него не было шансов, и только внутренняя потребность была ему компасом, а напирать на него было некому.
Все, у него больше не было надежды. В костюме кончался ресурс, он прикончил почти весь воздух, а фильтр уже и так был переполнен радиоактивной гадостью, ноги отказывались идти, похоже, он их натер, скафандр явно не предназначался для длительных пешеходных прогулок, ну, а главное, он так и не вышел в более или менее чистое от ионизационного атмосферного слоя место и не получил ответа на свои импульсные обращения к звездам. Он больше не надеялся на помощь. Нужно было взглянуть правде в лицо: его никто не спасет, на своей практике он не помнил случая, чтобы сбитых пилотов спасали, правда, и не сбивали их при нем. У него был еще некоторый запас продовольствия и воды, но его можно было оплеушить в один присест. Это было все. Однако он знал, что не зря совершил это путешествие. Он не добился цели, да ее и не было, но зато он узнал ответы на загадки, которые еще не зародились в голове. Они породили следующие вопросы, но без этого путешествия они бы не возникли. Мозг получил работу, далеко уходящую от насущных проблем. Это было очень здорово, но времени на их решение у него не было. Он присел возле скалообразного выступа и снова взглянул на индикаторы. Итак, он продержался две ночи и один день — только не короткие земные, а долгие местные, но этот медленно наступающий второй день он скорее всего не переживет. Через несколько часов он будет дышать местным, несколько разбавленным нуклидами воздухом, но их долгосрочное накапливаемое влияние будет не так страшно, самым страшным окажется сухость этой пепловой пустыни и еще ее холод. Холод обычно ассоциируется со льдом и снегом, однако здесь был другой случай. Хадас Кьюм не заметил, как среди этих невеселых размышлений задремал.
Читать дальше