Айзек Азимов - Детектив Элайдж Бейли и робот Дэниел Оливо [компиляция]

Не успел Лайдж Бейли добраться до своего письменного стола, как поймал на себе ожидающий взгляд Р. Сэмми. Строгое вытянутое лицо Бейли сразу как будто окаменело.

– Чего тебе?

– Босс хочет вас видеть. Немедленно. Как только появитесь.

– Хорошо, – Р. Сэмми не двинулся с места. – Я сказал, хорошо. Можешь уходить!

Р. Сэмми круто развернулся и отправился выполнять другие поручения.

«И почему им заменили человека?» – раздраженно подумал Бейли.

Он помедлил, изучая содержимое своего кисета. Прикинул – если выкуривать по две трубки в день, то можно растянуть табак до получения следующей порции.

Затем он вышел из-за барьера – вот уже два года, как он имел право на отгороженный угол, – и прошел через общую комнату к выходу. Симпсон оторвался от своей ртутной картотеки:

– Вас ждет босс, Лайдж.

– Знаю. Р. Сэмми мне уже сказал.

Испещренная перфорацией лента змейкой вилась из миниатюрного прибора, который разыскивал в своей памяти и затем анализировал нужную информацию, хранящуюся в крошечных ячейках с мерцающими капельками ртути.

– Я бы дал пинка под зад этому Р. Сэмми, если б не боялся сломать себе ногу, – сказал Симпсон. – На днях видел Винса Барретта.

– Да?

– Он хотел бы снова работать на прежнем месте. Или на любом другом, лишь бы у нас в департаменте. Бедняга в отчаянии, но что я мог ему посоветовать? Его обязанности уже выполняет Р. Сэмми, и ничего тут не поделать. Малышу сейчас приходится работать на конвейере на дрожжевой фабрике. Смышленый был малый. Всем нравился.

Бейли пожал плечами и сказал несколько строже, чем хотел:

– Сейчас такое время, что подобное с каждым может случиться.

Боссу был положен личный кабинет. На матовом стекле изящными буквами было старательно выгравировано; «Джулиус Эндерби». И чуть пониже: «Комиссар полиции Города Нью-Йорка».

Бейли шагнул внутрь и сказал:

– Вы хотели видеть меня, комиссар?

Эндерби поднял взгляд. Он носил очки, так как его глаза были слишком чувствительны к обычным контактным линзам. Только привыкнув к очкам, можно было разглядеть черты его лица, в которых, впрочем, не было ничего примечательного. Бейли не мог отделаться от мысли, что комиссар ценил свои очки как раз из-за той индивидуальности, которую они ему придавали, и подозревал, что Эндерби несколько лукавил в отношении чувствительности глаз.

Комиссар определенно нервничал. Он разгладил манжеты рубашки, откинулся на спинку стула и с преувеличенной радушностью сказал:

– Присаживайтесь, Лайдж, присаживайтесь. Бейли неуклюже сел и, внутренне напрягшись, стал ждать.

– Как дела у Джесси? Как сын? – спросил Эндерби.

– Нормально, – сухо ответил Бейли. – Все в порядке. А как ваши?

– Нормально, – эхом отозвался Эндерби. – Тоже в порядке.

Начало показалось неудачным.

«Что-то неладное у него с лицом», – подумал Бейли. Вслух он сказал:

– Комиссар, мне бы не хотелось, чтобы вы посылали за мной Р. Сэмми.

– Вы знаете мою точку зрения на этот счет, Лайдж. Но его прислали к нам, и я должен его как-то использовать.

– Это неприятно, комиссар. Сообщает, что вы меня ждете, и стоит на месте как вкопанный. Вы понимаете, что я имею в виду. Приходится приказывать ему уйти, иначе он так и будет стоять истуканом.

– О, это моя вина, Лайдж. Я сказал ему, что нужно передать, но забыл напомнить, чтобы после этого он вернулся к своей работе.

Бейли вздохнул. Мелкие морщинки вокруг его темно-карих глаз стали более заметными.

– Прошу учесть на будущее. Вы хотели меня видеть?

– Да, Лайдж, – согласился комиссар, – и по очень серьезному делу.

Эндерби поднялся, подошел к стене позади стола и прикоснулся к незаметному контактному переключателю. Часть стены стала прозрачной, Бейли невольно зажмурился от неожиданно хлынувшего в комнату сероватого света.

Комиссар улыбнулся:

– Я устроил это в прошлом году, Лайдж. Кажется, я вам еще не показывал. Подойдите сюда, взгляните. В былые времена подобные штуки были во всех комнатах. Они назывались окнами. Вы слышали об этом?

Все это Бейли прекрасно знал. Он прочитал немало исторических романов.

– Слышал, – обронил он.

– Подойдите сюда.

Бейли поежился, но все-таки подошел. Было что-то неприличное в этой демонстрации убогости комнаты внешнему миру. Иногда увлечение комиссара медиевизмом доходило до нелепых крайностей.