С течением времени сны постепенно бледнели, а потом и вовсе стерлись.
Бейли промолвил несколько глупо:
— Значит, вы были владелицей…
Он замолчал, и Глэдия закончила его фразу:
— …робота. А два года назад у меня был муж. Все чего я касаюсь, разрушается.
Бейли, не вполне понимая, что делает, прикоснулся к своей щеке. Глэдия, казалось, не заметила этого жеста, и продолжала:
— Вы приехали и спасли меня тогда. Простите меня, что я вызвала вас снова. Входите, Илайдж, и вы, доктор Фастольф.
Фастольф отступил назад и пропустил Бейли, а потом вошел сам. За ним вошли Дэниел и Жискар, и тут же заняли свободные ниши в стенах. Казалось бы, Глэдия должна была отнестись к ним с безразличием, как люди обычно смотрят на роботов. Однако, мельком взглянув на Дэниела, она чуть задохнулась и сказала Фастольфу:
— Пожалуйста, скажите этому роботу, чтобы он ушел.
Фастольф посмотрел на Дэниела, и на его лице выразилась боль:
— Простите меня, моя дорогая, я не думал. Дэниел, выйди в другую комнату и оставайся там, пока мы здесь.
Дэниел молча вышел. Глэдия посмотрела на Жискара, как бы определяя, не похож ли он тоже на Джандера, и отвернулась, слегка пожав плечами:
— Не хотите ли освежающего? У меня отличный напиток из кокосового ореха, свежий и холодный.
— Нет, Глэдия, — сказал Фастольф, — я ненадолго. Я только привел мистера Бейли.
— Нельзя ли мне стакан воды? — сказал Бейли. — Если вас не затруднит.
Глэдия подняла руку. Без сомнения, за ней наблюдали, потому что тут же неслышно подошел робот со стаканом воды на подносе и тарелочкой чего-то вроде крекеров с розовым шариком на каждом.
Бейли не мог удержаться и взял один, хотя не был уверен, что это такое, наверное, что-то, имеющее земных предков, потому что вряд ли космониты стали бы есть местную растительность или синтетику. Впрочем, потомки земной пищи могли со временем измениться от культивирования или под влиянием чуждого окружения, да и Фастольф за завтраком говорил, что многое в аврорской пище приобрело новый вкус.
Он был приятно удивлен: вкус оказался острым и пряным, и Бейли сразу же взял второй крекер. Он сказал «спасибо» роботу, который не должен был стоять тут бесконечно, и взял всю тарелочку вместе со стаканом. Робот ушел.
Дело шло к вечеру. Сквозь выходившие на запад окна в комнату падал красноватый солнечный свет.
Бейли подумал, что этот дом меньше, чем дом Фастольфа, но более веселый. Только печальная фигура Глэдии производила удручающее впечатление.
Впрочем, это, наверное, только показалось Бейли. Как может казаться веселым строение, считающееся домом и защитой для человека, если за каждой стеной находится открытое пространство. Он подумал, что нет ни одной стены, за которой чувствовалось бы тепло человеческой жизни. Со всех сторон, и сверху, и снизу — лишенный души холод.
И холод снова пробежал по жилам Бейли, когда он подумал о предстоящем ему деле. На какую-то минуту он перестал его ощущать, когда увидел Глэдию.
— Проходите, садитесь, Илайдж. Извините, что я немного не в порядке Я вторично в центре мировой сенсации, а мне и первого раза было более чем достаточно.
— Я понимаю, Глэдия. Пожалуйста, не извиняйтесь.
— Что касается вас, дорогой доктор, то вы, пожалуйста, не считайте, что вам надо уйти.
— Ну…
Фастольф посмотрел на полоску времени на стене:
— Я ненадолго останусь, а потом, моя дорогая, — у меня есть работа, которую нужно выполнять во что бы то ни стало, поскольку я должен смотреть в ближайшее будущее, когда мне могут вообще запретить работать.
Глэдия быстро заморгала, как бы удерживая слезы:
— Я знаю, доктор Фастольф. У вас большие неприятности из-за того, что здесь случилось, а я, похоже, не имела времени подумать о чем-либо кроме собственного дискомфорта.
— Я как могу позабочусь сам о своих проблемах, Глэдия, и вы вовсе не должны чувствовать себя виноватой. Может быть, мистер Бейли сумеет помочь нам обоим.
— Я не знал, Глэдия, — с трудом произнес Бейли, что вы были впутаны в это дело.
— А кто же еще? Она вздохнула.
— Вы были хозяйкой Джандера?
— Не совсем хозяйкой. Я взяла его на время у доктора Фастольфа.
— Вы были с ним, когда он…
Бейли подыскивал слово.
— Умер? Разве мы не можем сказать — умер? Нет, меня с ним не было. Предупреждая ваш вопрос, скажу: в это время в доме не было никого. Я была одна. Я обычно одна, почти всегда. У меня, как вы помните, солярианское воспитание. Но это, конечно, обязательно не во всех случаях. Вот вы оба пришли, и я совсем не против.
Читать дальше