Артем Белоглазов: Хочешь цветочек?

Мы выметаемся на улицу – очень-очень быстро, ставя рекорд по бегу на пересеченной местности. Еще бы – кому охота сидеть рядом с чокнутым психом-поджигателем?

– Твою мать!.. – выдыхает Денис. – Они все тут, на хрен, сбрендили.

И я согласно мотаю головой, глядя, как толпа придурков с кольями и монтажками разносит на кусочки нашу "пятерку".

– Эй, мужики! – складывая ладошки рупором, кричит неслышно подошедший сзади Григорий. – Охолоните-ка. Чужую тачку ни за что, ни про что ломаете.

– Как чужую? – не соглашаются мужики и "работу" свою не прекращают. – Гостей твоих, Гриня. Иль ты их не упреждал?

– Да каких еще гостей?! Люди, понимаешь, мимо проезжали, молочка купить хотели. Слышь, Фрол, молочка. А нет его, спасибо тебе, значит. И машину всю изуродовали, вот и второе спасибо на подходе.

Народ возле разбитого, исковерканного до неузнаваемости жигуленка задумчиво чешет затылки. Совещается о чем-то. Наконец к нам выдвигается маленькая делегация из трех человек.

– Звиняйте, пацаны, – басит крепкий широкоплечий дядя с пудовыми, наверно, кулаками, – обознались. Готовы, так сказать, возместить убытки. Сто пятьдесят штук устроит?

– А-а… – открываю рот. – Сто?..

– Сто пятьдесят. Мало? Ну, сто шестьдесят, не больше. Машина-то у вас старенькая, никудышная.

– Ништяк, братан. – Дейзи на высоте, уже прикинул выгоду. Подсчитал, взвесил, измерил. – Мы согласны.

Я молчу. Сто шестьдесят тысяч за такую рухлядь, как эта несчастная "пятерка"? Судьба определенно зачислила нас в любимчики. Надолго ли?

– Лады, – подводит итог здоровяк. – Обождите немного, через часик принесем деньги-то.

– Заходите давайте, – говорит Гриша, – не здесь ведь ждать будете?

Конечно, нет, думаю. Что за деревня ненормальная? – маньяк на маньяке.

– Угу, непременно. – Денис тянет меня за рукав: пошли, мол. – Тут всех, что ль, гостей так встречают?

– Ну… бывает, – уклоняется от ответа хозяин.

– Часто бывает? – настаивает толстый. И че ему неймется?

– Когда как.

На этот раз сидим уже в зале, смотрим телевизор, приличный такой, внушительный, явно не из дешевых. Каналов – до черта и больше. Я лениво щелкаю пультом, перебираю наугад.

– Спутниковая антенна, – объясняет Григорий. – Купил вот годика два назад, жена просила, – и, предвосхищая следующие вопросы, продолжает: – В городе она сейчас, Наташка-то, родителей навещает. Ну и дела кой-какие: выиграли недавно в лотерею то ли кухонный гарнитур, то ли спальный. Забрать надо, тут же недалеко, километров девяносто-девяносто пять. Наймет фургон и привезет.

– Правильно, – соглашаюсь я. – Кухонный гарнитур в хозяйстве не помешает.

Обещанные деньги принесли спустя часика полтора, вручили толстую пачку пятисотенных. Считать будете? – спросили. Дейзи не поленился – проверил, минут пять возился. После весь этот ворох бумажек в карман сунул, у него карманов на джинсах штук десять, наверно. Всё честно, говорит, мужики, претензий нет. А тот, что с пудовыми кулаками, улыбается и пивка выпить предлагает – типа мировая. Сначала в баньку, потом, значит, пиво. Я отказался, а толстый пошел: любит он на халяву-то.

Вернулся лишь к вечеру, я уж и дождаться не чаял. Хмурый, подавленный, будто "любимая" теща в аварию попала, да отделалась всего-то легким испугом.

– Ну ты урод, – говорю. – Где шлялся так долго? Давно бы на попутке уехали.

– Тимми, ты только не ругайся, Тимми, – шепчет он. – Всё будет путем, чувак. Завтра я обязательно отыграюсь. Сто пудов. Удача на нашей стороне.

– Ты че несешь, олух? – я злюсь и начинаю нервничать. – Ни фига не въеду. Давай-ка по порядку.

– Че рассказывать-то? Пиво пили, ну, после еще добавили. И еще… Затем в карты сели играть. Продул я, короче, все наши бабки… подчистую, блин. Ты не ругайся, Тимур, ладно?

– Дэн, ты ушлепок, дебил. Сволочь последняя. Я не знаю даже, какое слово еще подобрать.

– Отыграюсь, – твердит он. – Верняк. Потрещал тут с одним, секретик кое-какой вызнал. Не дрейфь, братан.

Я только рукой махнул да Гришку пошел искать. Извини, мол, хозяин добрый, можно до завтра переночевать? Разумеется, он не отказал.

Утро началось с громких криков, в которых слово "мать" было самым мягким, да ими, в общем-то, и продолжилось. Сначала сонный Дейзи расшиб коленку, налетев на некстати подвернувшуюся тумбочку. Затем порезался кухонным ножом и в довершение всего – опрокинул на себя стакан с горячим чаем. Ах да, выходя на улицу ("Отыграюсь – и домой. Уедем сразу, ага?"), он умудрился зацепиться футболкой за гвоздь, торчавший из сложенного у ворот штабеля разнокалиберных досок. Так и пошел – в рваной.