Аркадий Стругацкий: Планета Багровых Туч ( Собрание сочинений: В 11 т. Т. 1: 1955–1959 гг.)

Далее приводится цитата из предисловия А. Аникста к «Тихому американцу»: «<���Это> произведение разностороннее, содержащее и элементы детектива, и черты романа тайн; это и психологическая драма, и военный репортаж, и произведение с откровенно эротическими мотивами, и острый политический памфлет. <���…> и читателю только остается удивляться тому, как убедительно звучит это неожиданное сочетание столь разнородных элементов».

И снова АНС: «Понял, браток? Понимаешь теперь, какой громадный козырь упускают наши горе—фантасты! Наши произведения должны быть занимательными не только и не столько по своей идее ― пусть идея уже десять раз прежде обсасывалась дураками ― сколько по а) широте и легкости изложения научного материала; «долой жульверновщину», надо искать очень точные, короткие умные формулировки, рассчитанные на развитого ученика десятого класса; б) по хорошему языку автора и разнообразному языку героев; в) по разумной смелости введения в повествование предположений «на грани возможного» в области природы и техники и по строжайшему реализму в поступках и поведении героев; г) по смелому, смелому и еще раз смелому обращению к любым жанрам, какие покажутся приемлемыми в ходе повести для лучшего изображения той или иной ситуации. Не бояться легкой сентиментальности в одном месте, грубого авантюризма в другом, небольшого философствования в третьем, любовного бесстыдства в четвертом и т. д. Такая смесь жанров должна придать вещи еще больший привкус необычайного. А разве необычайное ― не наша основная тема?» Авторы все еще пока ― НАУЧНЫЕ фантасты. Они еще далеки от формулы: «настоящая фантастика ― это ЧУДО—ТАЙНА—ДОСТОВЕРНОСТЬ». Но интуитивно они уже чувствуют эту формулу. В отечественной же фантастике послевоенных лет чудеса имели характер почти исключительно коммунально—хозяйственный и инженерно—технический, тайны не стоили того, чтобы их разгадывать, а достоверность ― то есть сцепление с реальной жизнью ― отсутствовала вовсе. Фантастика была сусальна, слюнява, розовата и пресна, как и всякая казенная проповедь. А фантастика того времени была именно казенной идиотической проповедью ― проповедью ликующего превосходства советской науки и, главным образом, техники.

Мы инстинктивно отталкивались от такой фантастики, мы ее не хотели, мы хотели ПО—ДРУГОМУ. Мы уже даже догадывались, что это значит ― «по—другому». И кое—что нам удалось.

В процессе редакционной подготовки «Страна багровых туч» переписывалась весьма основательно по крайней мере дважды. Нас заставили переменить практически все фамилии. (До сих пор не понимаю, зачем и кому это понадобилось.) Из нас душу вынули, требуя, чтобы мы «не вторгались на всенародный праздник (по поводу запуска очередной ракеты) с предсказаниями о похоронах». «Уберите хотя бы часть трупов!» ― требовали детгизовские начальники теперь уже напрямую. Книга зависала над пропастью.

Из писем АН начала 1959 года:«… Безнадежно. Понимаешь, совершенно безнадежно. Дело не в трупах, не в деталях, а в тоне и колорите». «… Повторяю: чего они хотят ― я не знаю, ты не знаешь, они, он тоже—таки не знают. Они хотят «смягчить», «не выпячивать», «светлее сделать», «не так трагично». Конкретно? Простите, товарищи, мы не авторы. Конкретные пути ищите сами…» «…Товарищу Н не нравятся умертвия, тов. НН ― колорит, тов. ННН ― сумасшествие, и все они не согласны друг с другом, но согласны в одном: надо смягчить, светлее сделать, не так мрачно и пр.» А когда авторы, стеная и скрежеща, переписали—таки полкниги заново, от них по высочайшему повелению потребовали убрать какие—либо упоминания о военных в космосе: «… ни одной папахи, ни одной пары погон быть не должно, даже упоминание о них нежелательно», ― и танкист Быков «двумя—тремя смелыми мазками» был превращен в БЫВШЕГО капитана, а ныне зампотеха при геологах.

За два года, пока шла эта баталия, АБС написали добрую полудюжину различных рассказов и многое поняли о себе, о фантастике, о литературе вообще. Так что эта злосчастная, заредактированная, нелюбимая своими родителями повесть стала по сути неким полигоном для отработки новых представлений. Поэтому, наверное, повесть получилась непривычная и свежая, хорошая даже, пожалуй, по тем временам ― хотя и безнадежно дурная, дидактично—назидательная, восторженно казенная, ― если смотреть на нее с позиций времен последующих, а тем более ― нынешних. По единодушному мнению авторов, она умерла, едва родившись, ― уже «Путь на Амальтею» перечеркнул все ее невеликие достоинства.