Татьяна Грай - Формула тьмы и света

После этого были предприняты новые попытки договориться с сольпугами - им предлагали, что называется, все блага земные и небесные, лишь бы они не убивали дураков, а подождали, пока их поймают патрули. Сольпуги снова дали согласие.

За последние пять лет Компания только дважды повторяла попытки добыть анимоциду, и все обходилось благополучно: сольпуги шли вместе с патрулями и наблюдали за захватом грабителей. Видимо, договор между людьми и фалангами утвердился окончательно. Но полгода назад произошли перемены в правлении компании увеселительных заведений, у которой за последнее время сильно упали барыши, - и поэтому патрульная служба возле Беатонты была усилена.

Отблески лучей Ореиды исчезли, за окном воцарилась темнота. Валерьен опустил штору и скомандовал: "Спать".

Харвич уснул не сразу. Перед глазами стоял залитый светом мыс, белые конусы глиняных хижин... и сольпуги, которых он пока что видел только на экранах - огромные двадцатиногие фаланги, покрытые матовыми зелеными панцирями, их овальные головы, поросшие жесткими волосами, двойные клювы, выпученные красные глаза... Невозможно было представить разум, упрятанный в подобную оболочку. О чем могло мыслить такое существо? Харвич думал, что хладнокровие и жестокость вполне могут оказаться основой паучьей этики... и основания для такого предположения были, если учесть, как сольпуги расправлялись с незваными гостями...

3.

- Подъем! - сквозь остатки сна услышал Харвич и вскочил.

Небо за окном розовело. Над пляжем дымились остатки ночного тумана, деревня завесилась голубоватым маревом, и белые конусы едва просвечивали сквозь жемчужную дымку.

- Красиво... - услышал Харвич голос командира. - Но непонятно.

Валерьен стоял у окна и рассматривал деревню.

Харвич подошел к нему. Ничего непонятного он не увидел, потому что не увидел вообще ничего нового - тот же пляж, та же деревня, та же сельва...

Валерьен подошел к пульту и вызвал орбиту.

- Кто дежурит? - спросил он.

- Комаров, - ответили с орбиты.

- Здравствуй, Дима, - сказал Валерьен. - Это Борис. У нас что-то начинается. Над деревней дымка, марево - хижин почти не видно. А что у остальных?

- То же самое, - сказал Комаров. - Ты уже пятый с этой новостью.

- Учтем. А пиратов на горизонте не видно?

- Ни пиратов, ни флибустьеров, ни даже просто потерпевших кораблекрушение, - сказал Комаров. - Горизонт чист - если, конечно, аппаратура не врет.

- Тогда до обеда, - сказал Валерьен, выключил переговорник и вышел наружу.

Харвич выглянул в окно. Валерьен, отойдя от избушки на несколько шагов, смотрел на океан. Что-то там, вдали, ему не нравилось - он щурился с таким выражением, словно рассматривал загадочную картинку и пытался найти на ней кролика и морковку. Астахов оторвал Харвича от созерцания фигуры командира и заставил проверять костюмы, а сам, усевшись за пульт, защелкал тумблерами.

Харвич занялся проверкой, думая при этом, что ему, кажется, повезло эта вахта будет не такой одуряюще-сонной, как те, о которых рассказывали курсанты, проходившие здесь стажировку до него. Тридцать дней абсолютного безделья доводили стажеров до полного отупения. И при этом считалось почетным попасть на Беатонту, а руководство Школы патрульной службы утверждало, что практика на Беатонте - одна из самых сложных именно в силу своего однообразия. Легко быть готовым к действию, если обстановка меняется каждый день и каждый час, но попробуй сохранить собранность там, где годами ничего не происходит... А он, Харвич, лишь вчера попал на Беатонту - и уже сегодня с утра началось нечто, чего не бывало прежде.

Вернулся командир, вызвал орбиту и доложил, что дымка видна и над океаном, но не сплошная, а островками. Комаров передал приказ - никаких действий. Всем ждать, не отходя от домика более, чем на десять метров. Валерьен снова ушел на пляж.

"Чего ждать? - думал Харвич, вешая комбинезон на стойку. - Может быть, сольпуги решили объявить нам войну? А может быть, это просто утренний туман... которого раньше почему-то не бывало... Мы ждем, а фаланги крадутся в это время по подземным переходам, и возникнут прямо перед нами, здесь, в избушке... и раскатают нас в лепешки, и уложат крестиком... впрочем, нас трое, крестика не выйдет, получится шестихвостая звездочка..."

Зуммер вызова прервал его мысли - с орбиты потребовали Валерьена. Астахов высунулся в дверь, крикнул: "Борис! Орбита вызывает!" - и вернулся к наушникам.

"Не надоело слушать одно и то же", - подумал Харвич, не зная, чем ему заняться.