Татьяна Грай - Прости, былое

- Я детдомовская, Андрей, ты забыл?

- Прости... в самом деле забыл. Значит, с этим все в порядке, хотя, конечно, какой это порядок, если нет родных?.. Ну, остальное мелочи. Инструкции - непосредственно перед переброской. Так что дело за тобой.

- За мной дело не встанет.

...Евгения Егоровна в смутно-обобщенном состоянии дорабатывала последние дни в статистическом бюро. Она и прежде плохо видела настоящее, а теперь уже окончательно погрузилась в прошлое - то самое, вернуться в которое в самом буквальном смысле предстояло ей вскоре. Недоуменные вопросы сотрудников ("С чего это вы, Евгения Егоровна, решили уволиться? Тридцать лет на одном месте, и вдруг срываться неведомо куда?"), уговоры начальства - все проходило мимо, не задевая сознания. Скорей бы, поскорее...

Но вот, крепко прижимая к себе сумочку с трудовой книжкой, Евгения Егоровна вошла в двери Института времени. Андрей Федорович встретил ее у турникета, протянул заготовленный пропуск - и Евгения Егоровна пошла по запутанным коридорам, узеньким крутым лестницам старого здания - навстречу упущенным возможностям. Ей казалось, что в прошлое она ринется прямо сейчас, сию минуту, оно может возникнуть за любым поворотом полутемных коридоров. Но Андрей Федорович сначала привел ее в свой кабинет.

- Формальности, Женечка, прежде всего формальности, - объяснил он. - Вот тебе бумага, пиши заявление о приеме на работу. К сожалению, всех, кто хочет удрать из настоящего, мы оформляем всего-навсего лаборантами...

- Андрей!..

- Ладно, не буду. И - анкета, как полагается. Справку из поликлиники не забыла?

- Не забыла.

Заполнив графы анкеты, Евгения Егоровна протянула лист Андрею Федоровичу и принялась писать заявление. Андрей Федорович, бегло просмотрев написанное, перевел взгляд на одноклассницу, произнес тихо, вслушиваясь:

- Ев-ге-ния Е-го-ровна...

Гремящее сочетание звуков имени заставляло искать выражения внешнего соответствия громыхающему наименованию. Но - перед ним сидела женщина с мягкими и в то же время строгими чертами, с пышной прической, немного усталая... Сухие тонкие пальцы, без колец, с коротко остриженными ногтями, нервно крутили авторучку. А уж что творилось в ее серых глазах...

Андрей Федорович выдвинул ящик стола и достал небольшой изящный медальон из серебристого металла, на тонкой цепочке.

- Это ты должна надеть. Когда... то есть я хотел сказать, если надумаешь вернуться, открой - там внутри рычажок. Передвинешь, и все.

Евгения Егоровна молча взяла медальон.

- Ну, теперь вычисляй день, в который хочешь попасть.

- День?

Евгения Егоровна задумалась надолго. Она - совершенно неожиданно для себя - обнаружила, что не помнит, когда Игорь Антонович появился в их отделе. То есть она прекрасно, разумеется, помнит год, но не только день, а даже месяц выпал из памяти. Кажется, тогда была весна? Нет, осень... Сохранилось и жило все эти годы только ощущение бесконечной радости - и в то же время муки, охватившее все ее существо. Все-таки это была осень. Да, конечно, она уверена в этом. Осень.

И даже поздняя.

- Конец октября, - сказала Евгения Егоровна. - После двадцатого числа.

...Большой зал в подвальном этаже, заставленный аппаратурой, перепутанный проводами, подмигивающий цветными лампочками... Неудобное кресло, похожее на зубоврачебное... Евгения Егоровна не пыталась всматриваться в окружающее, она вся устремилась к своей несбывшейся однажды надежде. Что-то говорил Андрей Федорович, о чем-то ее спрашивали тени в голубых халатах - она отвечала, не задумываясь, не анализируя... И вот...

Пережив ощущение краткого, но в то же время мучительно длящегося полета, Евгения Егоровна осознала себя стоящей на темной вечерней улице. Она осмотрелась. Так... это недалеко от ее прежнего дома. Похоже, сейчас она должна вернуться с работы - в тесную шумную коммуналку, в маленькую комнатку, в которой провела всю свою молодость, одна, почти не имея друзей, незамечаемая соседями... Вздохнув, Евгения Егоровна достала из сумочки зеркало, взглянула - ну вот, ей снова двадцать три. И она решительно зашагала навстречу давно известному неведомому.

Фонарь торчал на повороте улицы мутно светящейся мишенью, и Евгения Егоровна вспомнила, как она останавливалась под этим фонарем, прежде чем свернуть в узкий переулок, в конце которого, закрывая собой тупик, стоял ее дом. Прошлое оказалось своим, узнаваемым, и в то же время странно чужим. Что-то изменилось. Что-то оказалось не таким, каким сохранилось в памяти. Что? Евгения Егоровна не могла понять. И не хотела. Она просто шла домой.