Татьяна Грай - Сайт фараона

Мадам Софья Львовна мягко вспрыгнула на стол, спугнув его мысли и перепугав жуков-солдатиков, и уселась перед Никитой.

- Вам что-то нужно, мадам? - спросил он.

Мадам в ответ фыркнула и принялась тщательно мыть мордочку. Никита наблюдал за изящными движениями лапки Софьи Львовны, думая о красоте всего племени кошачьих... а потом почему-то его мысли съехали на личностную и социальную обусловленность эстетических канонов. То, что кажется красивым, например, африканцу, живущему в глубине джунглей, в глазах рафинированного европейца может выглядеть уродливым... ну, а если папуас вдруг задумается об окружающей его природе - сочтет ли он прекрасными водопад, море на закате... или посмотрит на них строго утилитарно? И существует ли вообще хотя бы одна-единственная общечеловеческая эстетическая константа? Что-нибудь такое, что все, абсолютно все до единого мыслящие существа сочли бы красивым? Константа... константы характера...

Зеркало.

Он встал и вернулся в дом.

Зеркало в овальной раме висело, само собой, на том же месте, однако Никите показалось, что угол наклона стекла изменился, уменьшился, зеркало как бы прижалось к стене... ерунда, строго сказал он себе, не выдумывай лишнего, в этих краях и без выдумок хватает всякой эквилибристики. Тщательно изучив собственное отражение и не обнаружив никаких констант характера, он вспомнил наконец, что увидеть их можно только ночью. И решил прогуляться до бабушкиного дома - точнее, до его развалин.

Немного поплутав между разбросанными как попало садами и огородами, он выбрался наконец к знакомому месту. И тут же пожалел о том, что пришел сюда. Лучше было бы оставить в памяти бабушкин дом таким, каким он видел его в последний раз - живым, нарядным, веселым... и совсем не литовским, а очень даже русским. А теперь, думая о бабушке, он будет всегда видеть перед собой пожарище... дом сгорел еще зимой, и за весну и лето черные руины наполовину скрылись под разнообразной сорной зеленью, огород затянуло мокрицей, яблони погрызли гусеницы, малину и смородину затянуло белой гнилью... Резко повернувшись, Никита пошел обратно.

Елизавета Вторая все не возвращалась, и день полз в никуда уныло и однообразно. Миновал обеденный час, и Никита, в одиночестве сидя на пустой кухне, начал подумывать о том, чтобы соорудить себе какой-нибудь бутерброд, - но тут во дворе раздались знакомые шлепающие шаги, дверь открылась без стука, на пороге возникла милая Наташенька.

- Никитушка, мне велено тебе обед сготовить, - деловито заявила она. - Лизавета задержится немножко, дела у нее.

- Какие дела? - оторопело спросил он, рассматривая принаряженную в нечто черно-малиновое Наташеньку.

- Ну, нас с тобой это не касается, - улыбнулась Наташенька, поправляя пышные малиновые рюши на пышной груди. - У меня забота одна - чтоб ты до ее прихода с голоду не помер. Давай-ка бери мисочку... - милая Наташенька явно хорошо знала положение вещей в кухне Елизаветы Второй. Она открыла настенный шкафчик и извлекла оттуда эмалированную посудину емкостью, наверное, в полведра. - И отправляйся полынь собирать. Верхушечки, молоденькие, понял? Полную набери.

- Где я ее наберу? - удивился он.

- А как со двора выйдешь, поверни направо, там в проулке ее сколько хочешь. Да поспеши. А я тут пока займусь... ну иди, иди, что уставился? кокетливо хихикнула Наташенька.

Никита, схватив миску, испуганно выскочил за дверь, вспомнив, как в далекой юности милая Наташенька заигрывала с ним... не хватало еще, чтобы она снова ударилась в нежности!

Полыни в проулке и впрямь оказалось немеряно, и ее сбор не занял много времени. С благоухающей дымной горечью миской Никита вернулся в кухню - и замер на пороге.

Милая Наташенька куховарила, обвязавшись ядовито-зеленым фартуком с огненно красными оборками. Где она такой раздобыла, подумал Никита, надо же, я и не видывал такого цвета... как медный купорос! Наташенькин фартук, построенный по точно такому же замыслу, как красный фартук невероятной старухи, выглядел тем не менее пародией на блистающее великолепие оригинала, - главным образом из-за искаженного и смещенного сочетания цветов. На пышной черной юбке Наташеньки, густыми складками спадавшей с необъятной попы, светилось несколько крупных дыр. Малиновая в черных разводах блузка с рукавами до локтя лопнула по шву справа и расползлась подмышками... но милую Наташеньку ничуть не заботили подобные мелочи.

- Наташ, а чего ты дырки не зачинишь? - спросил он, ставя миску с полынью на стол. - Лень, что ли? Или уж так некогда?