Немного растерявшись, он неуверенно промямлил:
- Ну... узнать что-то новое?..
- Ты узнал что-то новое в Клюквенке?
- Едва ли...
- Но ты схватился за фотоаппарат... да, эта женщина красива, но если заглянуть глубже - что именно ты хотел зафиксировать? Ее? Или собственное "я", возникшее в глухой деревне? Тебя запомнят. О тебе будут думать. Твое отражение останется там надолго вместе со снимком. Да и без него тоже.
- Ну, если так рассуждать, то вообще надо от людей держаться подальше. Как ни крути, а твое отражение всегда остается где-то. Но мы не можем жить сами по себе, без других.
- На физическом плане - да, не можем. Но я ведь не об этом, и ты прекрасно меня понимаешь, только сам себе не хочешь признаться в понимании. Почему мы стремимся к людям?
Что-то щелкнуло у него в голове - звонко, оглушительно... и он услышал собственные слова:
- Мы строим клетку общения... - Но тут же, спохватившись, он возразил сомнамбулическому высказыванию: - А если это великие люди, способные изменить наше видение мира?
- Изменят ли? - насмешливо произнесла Лиза-дубль. - Или ты желаешь приблизиться к ним просто потому, чтобы потом, где-то в другом месте, рассказывать о том, как общался с великими? И твое "я" еще немножко подрастет - в чужих глазах и в твоих собственных. Но тем самым ты только строишь новую клетку, крепче прежней... ты сокращаешь степени своей свободы, сам того не замечая. Точнее, не желая замечать. И осознавать.
Ущелье резко повернуло влево, а за поворотом горы вдруг распластались в долину, небольшую и уютную, усеянную пышными кустами, - но здесь, похоже, не было никаких деревенек... зато прямо на пути синего чудища встал громадный черный лось.
Плавно остановив машину, Лиза-дубль сложила руки на руле и опустила на них подбородок, задумчиво глядя на царственного зверя. Ветвистые рога чуть склонились, как будто лось приветствовал проезжих, но с места гигант не стронулся.
- Чего это он? - осторожно спросил Максим.
- Самоутверждается, - тихо ответила Елизавета Вторая. - Не надо ему мешать. У него тоже есть "я"... и немалое, судя по всему.
- Но если взращивание собственного "я" приносит вред личности, возразил Максим, - не лучше ли прервать процесс?
- Не наше это дело, - благодушно откликнулась Лиза-дубль. - Сам разберется. Со временем.
Но Максим не удержался и осторожно потянул к себе фотокамеру. Сняв с объектива крышку, он, стараясь не делать резких движений, высунулся в окно и навел фотоаппарат на черное диво. Щелкнул негромко спуск, едва слышно прошуршала пленка, перематываясь, и поскольку лось не испугался и не сбежал, Максим на всякий случай сделал еще один снимок.
А потом они долго сидели молча, глядя на лесного красавца... а тот, вдоволь натешив самолюбие, вдруг шевельнул длинными ногами - и исчез.
Глава пятая
Дальше и в самом деле начались предсказанные Елизаветой Второй овраги, насыщенные влагой текущих в их глубинах ручьев, и синее чудище медленно и осторожно переползало с одного их берега на другой по шатким и скользким мостикам, сооруженным из тонких осклизлых бревен, природой своей не обозначенных для подобной работы. Максим сидел не дыша, и каждый раз, когда колеса танка касались края очередного моста, преисполнялся уверенности, что этот миг его жизни - последний. Однако синее чудище снова и снова благополучно переваливало на противоположный берег и тащилось дальше, урча и хмыкая на подъемах и тихо, безмолвно скатываясь вниз на спусках. Вокруг пахло гнилью и тиной, и размокшей древесной корой, и сырым песком, и набухшей от сырости травой... и чем-то еще, совершенно непонятным, неуловимо-миндальным, с привкусом лаванды и мяты... и аниса?
Максим, сам не понимая почему, сосредоточенно вникал в загадочный аромат, пытаясь определить его составные части, но терялся в незнакомых оттенках... что-то совершенно чуждое его восприятию витало в воздухе. Невозможно постичь то, что никак не соприкасается с прежним опытом жизни... но он ведь не помнил этого опыта, он не знал своей прежней жизни... и потому не ослаблял усилий, надеясь, что где-то в глубине потока сознания сработает некое реле и включится очередной кусочек воспоминаний... и тут же подумал: давненько что-то не представали передо мной таинственные картинки... с того самого момента, как я сжег свою тень... сжег тень? И отсек эхо. И перестал вспоминать? Вспоминать отрывочно.
Может быть, в глубинах его ума зреет окончательное и бесповоротное воспоминание, и потому сознание не тратит сил на мелкие и не особо значимые моменты прежней жизни?
Читать дальше