Татьяна Грай - Сайт фараона

- Похоже, начинается, - тихо сказала Елизавета Вторая.

- Что начинается? - спросил он, оглядываясь по сторонам и не видя ничего подозрительного. - Что начинается?

- Не знаю. Скоро увидим. Пошли, может, еще успеем...

Они не успели.

Вокруг внезапно потемнело, пронесся тяжелый порыв холодного ветра, сорвавшего с деревьев тучу листьев, истерически загомонили птицы, кто-то ухнул неподалеку хриплым басом... и Елизавета Вторая, снова аккуратно поставив ведра на тропинку, повернулась к Никите и негромко сказала:

- Помни, каждую секунду помни: ум искажает форму явлений. Анализируй: в самом ли деле ты видишь то, что видишь.

Он тоже поставил ведра и стал оглядываться по сторонам. А что, собственно, он видит? Ну, пока ничего нового. Все тот же лес. Все та же тропа. Все те же ведра... но тут он обнаружил, что воды в одном из ведер нет, а на дне свернулась клубочком мадам Софья Львовна. Он наклонился и протянул руку, чтобы потрогать кошку. Вроде бы она была самой что ни на есть настоящей, теплой и мягкой. Ну, неважно. Пусть себе там лежит, если ей охота.

- А в чем дело-то? - спросил он. - Что все это значит?

- Я думаю, причина в том, что мы решили уничтожить скарабея, спокойно ответила Елизавета Вторая. - Но он несет на себе некую формулу... В результате началась игра энергий.

- И эта игра направлена на то, чтобы нас остановить?

- Наверное, - пожала плечами Лиза-дубль. - Остановить или уничтожить. Ты только не дергайся. Если сумеешь сохранить внутреннюю безмятежность ничего они нам не сделают, эти энергии. Пошумят немножко и затихнут.

- Да я, собственно, и... - пробормотал Никита, пытаясь понять, обеспокоен он или нет. Вроде не особо. Да и серьезных причин к беспокойству он пока не видел. Ну, ветер шумит, птицы нервничают - но птиц трудно ли напугать? Птицы - существа, по природе своей склонные к панике. Кошка откуда-то взялась в ведре... ну, от мадам Софьи Львовны и не такого ждать приходится. А что еще?

А еще на тропу выкатились валуны. И торжественно выстроились в ряд. Да ведь их обойти можно. Справа и слева выросли здоровенные пни - такие же, как тот, что выскочил, словно прыщ, на косогоре, когда их машина спускалась к деревне. Ну, сядь на пенек, съешь пирожок...

И тут Елизавета Вторая выудила из кармана тот самый замусоленный сверточек, что вручил ей в Клюквенке мужичонка в армянской кепке. Аккуратно развернув тряпицу, Лиза-дубль спрятала ее обратно в карман, а на ладони девушки остался темный шарик, похожий с виду на пирожное "картошку", только совсем уж микроскопическое, как в самой дорогой кондитерской на Невском проспекте. Ветер усилился, завыл, сминая вершины деревьев, птиц в одно мгновение унесло куда-то за овраг... но почему-то ни один волосок не шелохнулся на головах Никиты и Елизаветы Второй. Ветер словно боялся коснуться их. Зато перевернул одно из ведер, расплескав воду по тропе. Ведро покатилось, грохоча, назад, к оврагу. Но три оставшиеся не тронулись с места. Никита с интересом наблюдал за происходящим. Надо же, как оно все... а ветер наверху все сильнее и сильнее...

И только в этот момент Никита удивился тому, что Лиза-дубль с утра пораньше потащила его к роднику. Он ни на мгновение не усомнился в том, что Елизавета Вторая ожидала всплеска энергий, так зачем же...

- А представь, что все это случилось бы в деревне, - сказала Лиза-дубль. - Хорошо ли?

В самом деле, подумал он, совершенно не обратив на этот раз внимания на то, что девушка снова ответила на его мысли. Ураган, несущийся над мирными домиками... вырванный вместе с драгоценным корнем и поверженный в грязь сельдерей... напуганные жители... нет, уж лучше они тут сами разберутся, без посторонних.

Елизавета Вторая разломила "картошку" пополам и протянула половинку Никите. Внутри шарик оказался сливочного цвета, словно он был орехом с темно-коричневой скорлупой и светлым нежным ядром.

- И что с ним делать? - спросил он, беря свою долю "пирожка".

- Что и предписано, - серьезно ответила Лиза-дубль. - Сядь на пенек и так далее.

Никита огляделся. Пеньков выросло ровно два, как по заказу, - но не у самой тропы, а в сторонке, под защитой всякой лесной ерунды. Никита, крепко зажав в правой руке свою половинку "пирожка", полез напролом сквозь мелколиственную поросль кустиков и стену мощного дудника (откуда здесь дудник, мельком удивился он, тень же, а он солнце любит...) и, развернувшись, с размаху шлепнулся задом на желтовато-белый свежий срез. Пень просел под ним, подражая мягкому пружинному дивану, и вроде бы даже скрипнул. Скрипи, скрипи, если хочется, подумал Никита, это твои проблемы. Он быстро запихнул в рот всю свою половинку "пирожка" целиком, не зная, какого вкуса ожидать, но и не тревожась из-за подобной мелочи. Однако "пирожок" оказался просто-напросто лишенным вкуса как такового, - что само по себе было, конечно, удивительно, но сколько же можно удивляться? Эта способность человека тоже имеет свои пределы.