Алексей Гравицкий - Напоминание

Темнело. Сергей возвращался к гостинице. Он обошел ее кругом, сел под деревом на знакомую скамейку и упер взгляд в здание отеля. Постепенно зажигались окошки, потом они начали гаснуть одно за другим. Сергей силился, старался заснуть, но глаза не закрывались, а если и закрывались, то мысли все равно не давали ему уснуть. Он открыл глаза и посмотрел на окна первого этажа, в некоторых из которых горел свет. Дьявол! Как же он сразу не догадался? Ян! Старший следователь - вот кто его впустит внутрь. Пусть он вне закона, зато у него есть друг, который этому закону служит. А вдруг он его арестует? Дружба дружбой, а... Да, нет, ерунда это все.

Сергей поднялся со скамейки и пошел к окну первого этажа. Он старался отбросить все мысли, все опасения, это ему практически удалось. Он подошел к окну комнаты старшего следователя, из которого лился тусклый свет. Он собирался постучать и попросить Яна об одолжении, но как ни странно окно оказалось открытым. Сергей постоял, огляделся и, никого не увидев, подпрыгнул, схватился за подоконник. Подтянуться оказалось сложнее, чем он рассчитывал. Вообще подтягиваться, когда твои движения ограничивает стена очень неудобно. Он взобрался на подоконник и оглядел комнату.

Все как и прежде, ничего не изменилось, только за столом сидит Ян.

Сидел. Теперь его голова упала на руку, а потом скатилась на стол, и старший следователь мирно посапывая спит без задних ног.

Сергей еще раз взвесил все "за" и "против" и решил старшего следователя не беспокоить, пусть спит. Он на цыпочках прокрался к двери и покинул спящего Яна. Закрыв за собой дверь, он решил отправиться прямиком к Виктору. Для безопасности он проигнорировал лифт и отправился наверх пешком по лестнице.

Три с лишним десятка этажей, больше семидесяти лестничных пролетов. Сергей добрел до своего этажа с высунутым языком и сбитым дыханием. Вот он номер Виктора... Сергей замер, минуту стоял и смотрел ничего не понимая. Дверь номера Виктора была опечатана! Сергей знал, что все номера, где "происходило убийство", а точнее где находили труп, опечатывали, но Виктор-то был жив. Он не мог умереть, он был жив еще вчера ночью, то есть вчера днем но... А черт, во вчерашнем сне. Да во вчерашнем сне Виктор был жив и погибнуть он не мог, то есть мог, но если бы он и погиб, то полиция еще не успела бы найти труп, а если и успела, то не успела бы вывезти его и опечатать номер. Значит Виктор жив. Но почему его номер опечатан? В голове мелькнула тень догадки, Сергей дернулся в сторону, побежал к своему собственному номеру. Он зажмурившись пронесся по коридору, остановился напротив своего номера и боязливо приоткрыл глаза. Так и есть, дверь его номера тоже опечатана. Выходит, что Виктор жив, но также как и он сам скрывается.

Где теперь его искать? Ясно одно, в гостинице его нет. Что делать? Сергей начал впадать в отчаяние. В голове его пролетела масса различных комбинаций, но он остановился на не самой лучшей. Он содрал опечатку, открыл дверь и вошел в свой номер. Он переночует здесь.

В его номере все было по-прежнему, только появился налет пыли на мебели, а так... Вот стол, пара кресел, вот бар. Интересно, а он еще работает, или его отключили? Сергей щелкнул пальцами, послышалось механическое ворчание, появилось два стакана с водкой.

Сергей усмехнулся - работает. Вот его кровать... странно, появилось ощущение, что он дома. Вот тумбочка у кровати, вот портрет на тумбочке... Портрет Марины. Сергей нетвердой походкой подошел к тумбочке, взял портрет.

Она смотрела на него с портрета, слегка улыбаясь. Он стал рассматривать любимые черты. Грань между ним и Мариной на фотографии стерлась, и он увидел ее, как живую. В груди страшно защемило. Все это время, даже вспоминая о ней, даже гоня тяжелые воспоминания он не понимал в полной мере чего лишился. Он почувствовал боль внутри, и боль эта была даже острее, чем в тот день, когда н ее потерял. Тогда была даже не боль безумие, теперь накатила волна боли, тоски и одиночества, непереносимой, ноющей грусти. Он опустился на кровать, он гладил фотографию. Слезы, которых он так ждал еще тогда, наконец нашли выход и тихо, безмолвно покатились по небритым щекам, стали падать на фотографию. Он плакал, пытаясь освободится от боли, но освобождения не было. Он плакал, чтобы излить тоску, но она переполняла его, а не вытекала со слезами.

Тогда он поднялся, оглядел комнату затуманенным взором и пошел к бару. Один стакан исчез внутри него, туда же последовал второй, потом еще и еще. Он не закусывал, он даже не пил, он заливал свое горе. Еще стакан, еще... нет уже не льется, но это все равно, главное еще влить в себя, уйти от всего этого, хоть на миг испытать облегчение. Еще, водка уже не вливалась, голова гудела, он понял, что стоит на коленях. Еще, еще... Нет. Да, еще, еще, все...