Алексей Гравицкий: Напоминание

За стенкой раздавались голоса, звенела посуда, тихо дребезжал радиоприемник. Что-то прострекотал женский, звенящий, молодой голосок "соседка" - подумал Сергей, что-то ответил густой, спокойный голос "мама" - понял Сергей. Он застегнул штаны и вдруг насторожился: голоса за стенкой умолкли, теперь скрежетало только радио, скрежетало что-то не громко, монотонно и Сергей не мог разобрать слов. Наконец голос приемника смолк, наступило мгновение тишины, но только мгновение. Раздался звон разбиваемого стекла и голоса те же, прежние, но что-то в них уже изменилось.

Сергей выскочил из комнаты, пулей пролетел в кухню, столкнулся в дверях с соседкой, которая молча упорхнула к себе. В кухне мама убирала осколки тарелок: похоже на пол грохнулась целая стопка. Она посмотрела на сына. Сергей тоже не сводил с матери глаз, и оба молчали. Мама собрала осколки, ссыпала их в ведро. Движения ее были спокойными твердыми, ничто в ее внешнем виде не выдавало нервного потрясения, которое она только что перенесла. Закончив уборку она подняла голову и посмотрела на Сергея.

Лицо ее было чуть бледнее, чем обычно, но как всегда спокойное, и голос тоже прозвучал спокойно и ровно:

- Доброе утро, Сережа. Завтракать будешь?

Сергей посмотрел на мать и, почему-то, ком застрял у него в горле. Он подавил собирающуюся уже начаться истерику и спросил, тоже стараясь сохранить голос спокойным:

- Мама, что-то случилось?

- Нет... то есть да... то есть...

- Мама.

- А что? Я ведь говорила, что война будет... - интонация была такая, что не понятно было спрашивает она или утверждает.

- Да, и папа так всегда говорил, - какое-то волнение дернулось у него внутри.

- Ну она и началась, - деланное спокойствие с трудом давалось немолодой женщине, - и... и чайник на плите...

С этими словами мать покинула кухню.

Хлопнула дверь и из дальней комнаты послышались приглушенные всхлипы.

- О, Господи, - выдохнул Сергей. Кухня поплыла у него перед глазами и он с трудом опустился на табурет...

... - О, Господи, - Сергей подскочил на кровати. Было часов пять утра, и в комнате еще было темно. Он повернулся на другой бок, - Приснится же такое, - пробормотал он.

Он ворочался еще с пол часа, но сон не шел. Попробовал старый способ: считать баранов - ничего не вышло, на ум лезли только дикие мысли о том, что только что увидел в ночном кошмаре. И, откинув все остальные мысли, он стал думать только об этом...

...Он думал только о том, что случилось. Он сидел в кухне и пил холодный чай, вошла мама.

- Что именно сказали по радио? - спросил он отрешенно.

- Ничего. Только, что сегодня двадцать второго июня 1941 года фашистская Германия вероломно... В общем сегодня началась война. Если тебе этого мало, то...

- Успокойся, - перебил Сергей, встал не допив чай и ушел к себе не сказав больше ни слова.

Как-то вдруг сразу постаревшая женщина рухнула на освободившуюся табуретку и тихо заплакала...

...Он проснулся. Над ухом разрывался будильник, сообщая, что сегодня: "22 июня 2941 года, восемь часов тридцать минут..." Сергей отрубил его. Он еще не проснулся до конца и все его мысли были там, во сне. Услышав сообщение будильника он дернулся, что-то смутно промелькнуло в голове, нехорошо кольнуло в груди, но он не ухватил мысль.

Он встал, оделся, умылся и пошел в гостиничный ресторан. На душе скребли кошки. Дело в том, что подобные сны преследовали его уже в течении пяти лет. Он жил двумя жизнями: во сне и на яву. Глобальные события в его жизни происходили и там, и тут, в остальном же эти жизни протекали по своему. Сны были яркие, цветные и такие... такие материальные, что настоящая жизнь порой казалась ему сном.

Сначала эти сны заинтересовали его и даже где-то как-то понравились, а самое главное, что они не стерались из его памяти, как обычные сновидения, а оставались в ней. Так продолжалось четыре года, даже чуть больше, а потом... Потом умер папа! Умер тихо, во сне и это сразу откликнулось в снах Сергея. И Сергей, который любил отца, и который перестал видеть его даже во сне, возненавидел эти сны. А они все повторялись и повторялись, и каждый был продолжением предыдущего, и, на смену ненависти пришел испуг часто переходящий в отчаяние. Он испугался, что сходит с ума, потом подумалось, что это болезнь, потом... Потом он понемногу привык к ним, хотя мысли о психическом расстройстве временами проскакивали у него.

Но сегодняшний сон поразил его, поразил и напугал. ВОЙНА! Это же надо! Последняя была... А-а, черт, кто ее помнит когда? В школе проходили, что где-то тысячу лет назад войны закончились, и человечество, погрязшее в варварстве, ступило на путь культуры и просвещения. Там еще кажется была угроза ядерной войны, но предки-варвары одумались и предотвратили ее. А потом началось великое познание мира... А больше ничего о войнах не проходили ни в школе, ни после нее, да и зачем?