Алексей Гравицкий - Вещи

На стон тут же прибежала Лена. - Живой? - поинтересовалась она. - Местами, - слабо отозвался Валентин. - Погоди, - сказала жена со смесью жалости и раздражения в голосе. сейчас кефира принесу. Кефир не оказал того чудодейственного влияния, какое ему приписывают и Валентин провалялся на диване до обеда. Единственная мысль, которая все это время не давала ему покоя, была о диване. Диван казался грубым, сердитым ворчуном, обиженным и потому ощетинившимся на него. Валентин не заметил, как начал говорить с диваном, просить его стать чуть помягче, но диван, как нарочно немилосердно всаживал ему в бока свои напряженные пружины. Во время обеда Лена поинтересовалась: - Ну, как спалось? - Мерзко! - Пить надо меньше. - Да при чем тут пить? Диван омерзительный. - Ну вот, люди нам диван подарили, а ему видишь ли он не нравится. Дареному коню в рот не заглядывают. Ну скажи ты мне на милость, чем тебе диван не угодил?! - Сердитый он, - пробормотал Валентин. Лена уронила вилку, смотрела на мужа ошарашено, потом во взгляде появилось беспокойство: - Валь, может приляжешь, а? - Спасибо, уже належался. И что ты на меня так смотришь? - Ну... - Может ты думаешь, что я уже допился до чертей? Так нет! - Да ну! - не удержалась Лена. - А чего тогда у тебя с диваном? - И вовсе не у меня. не веришь - Иди и посмотри. - И посмотрю! - И посмотри! - Ну ладно! Разъяренная Лена подскочила с табурета и побежала в комнату, Валентин поплелся за ней. В комнате Лена долго смотрела на диван. Старенький, с обгрызенными собачьими зубами углами и непонятно-зеленой обивкой. - Ну и чем он тебе не нравится? - Не нравится и все! Драный и сердитый, - упрямо повторил Валентин. Ему почему-то вспомнилось детство. Он с приятелем рылся у этого приятеля в ящике с игрушками и все время натыкался на мягкую обезьяну. У обезьяны была вырвана пуговица глаза и из "глазницы" торчал кусок ваты. Маленького Валю это зрелище приводило в ужас. Вата из драных углов дивана торчала точно так же. Лена тяжело вздохнула, взяла иголку с ниткой и принялась за работу. В результате ее усилий вата, или чем там был набит этот диван, исчезла а на месте дыр появились косые уродливые шрамы. Диван от этого менее сердитым не стал, но Валентин побоялся упоминать об этом вслух, а то вдруг и вправду за сумасшедшего примут. - Так тебя устроит? - отдуваясь спросила Лена. - Вполне, - отозвался Валентин, хотя диван ему по-прежнему не нравился. - Ну вот и славно. Ты бы помог мне с вещами разобраться, а то валяешься целый день, а работы непочатый край.

2.

Валентин стоял на кухне у раскрытого окна, смотрел вниз и курил. Внизу суетились маленькие люди, по периметру крохотного дворика стояли спичечные коробки машин. На разломанной, за десять лет, детской площадке бегали совсем уж малюсенькие ребячьи фигурки. Валентин затянулся, пустил в окно струю дыма. Десять лет здесь живет, а все удивляется, что с высоты семнадцати этажей мир кажется маленьким, съеживается в десятки раз. Валентин затянулся в последний раз, затушил окурок и швырнул его в окно. Бычок уменьшался на глазах до тех пор, пока не превратился в точку исчезнувшую в гуще кустов. Вот это полет! Как быстро и как долго! Чем бы еще швырнуть? Валентин подумал, что у человека забравшегося высоко наверх неминуемо появляется желание плюнуть вниз. Он высунулся из окна, воровато огляделся и плюнул. Еще один полет. Интересно, хотя занятие достойно дебилов. Кажется чем-то подобным занимался слуга господина Д'Артаньяна у Дюма. - Валя! - голос жены оторвал от маразматического занятия. - Принеси мне пожалуйста ножницы. Валентин нехотя закрыл окно и потопал в комнату. В абсолютно пустой некогда комнате, помимо дивана теперь стояла небольшая стенка, пара кресел и журнальный столик. На стене, над столиком висела картина. Эта картина была единственной в комнате вещью, которая не вызывала у Валентина негативных эмоций. Как это раньше делал диван, так теперь вся комната пугала Валентина. Он не любил сюда заходить, а если и заходил, спешил поскорее уйти. Валентин залез в ящик стенки, начал копаться в его содержимом, но ножниц не нашел, как не старался. - Ты ящик перепутал, милый, - заметил женский непоседливый голосок.

- Спасибо, - поблагодарил Валентин и полез в соседний ящик. - Валя! С кем ты там разговариваешь? И где ножницы? Валентин замер, потом резко отшатнулся от ящика. Только теперь до него дошло, что первый раз прозвучал не Ленин голос. Валентин обернулся, но в комнате никого не было. Показалось, послышалось. - Ни с кем, - закричал он жене. - сам с собой. - Значит я никто? - непоседливый женский голосок звучал теперь обиженно. - Фи, какой ты противный, милый. Валентин подпрыгнул на месте, обернулся - никого. Повернулся к стенке, потом снова резко обернулся - снова никого. Черт, совсем нервы расшатал. - Дьявол! - пробурчал он себе под нос. - Не ругайся, милый, - в голосе все больше сквозила обида. Валентин завертелся на месте, внутри сидел страх, сердце колотилось, как ненормальное. - Кто тут? - хрипло прошептал он. - А кого ты тут видишь кроме меня? - Я тебя не вижу. - Да вот же я, прямо перед тобой. - Где? - Валентину показалось, что он сходит с ума, хотя чувствовал он себя, как обычно, если не учитывать дикий страх. - Милый, ты что совсем ничего не видишь? Ну тогда давай на ощупь. Открытый ящик стенки с силой захлопнулся, хотя Валентин к нему не притронулся. Более того, захлопнувшись он отдавил Валентину пальцы. Валентин закричал, на крик прибежала Лена. - Валя, что случилось? Валентин беспомощно открывал и закрывал рот, его колотила дрожь, а ко всему жуткая боль пронзала пальцы. Лена наконец увидела отдавленные пальцы: - О господи, Валечка. Как тебя угораздило? Господи. Погоди, сейчас.

Читать дальше