Герберт Франке: История Берри Уинтерстайна

— Ты мне не веришь — да и почему, собственно говоря, ты должен мне верить? Чтобы сделать то, что я теперь сделал, мне понадобилось десять лет, а вся моя жизнь была к этому лишь подготовкой. Ты из тех, кто верит только тому, что видит, до чего может дотронуться собственными руками. Ты думаешь, что я выживший из ума старик, который несет всякую ахинею. Но у меня есть доказательство. Моя работа еще не достигла стадии, когда можно ее опубликовать, однако я — по ошибке, сам того не желая, — провел эксперимент, доказывающий мою правоту.

По-прежнему стоя посреди комнаты, он опять поднял руку к потолку.

— Видишь дырочку? Я запустил крохотный аппарат. Вернее, он, совершенно независимо от моего желания, взлетел сам. Он преодолел тяготение Земли. Силы, запрятанные в ядерных параметрах, фантастически велики. Стоит их высвободить, и их уже не остановят никакие преграды. Во всяком случае, пока — со временем люди научатся управлять и ими. Именно отсюда, из этой жалкой комнатенки, впервые физическое тело, поднявшись за облака, полетело далеко от Земли, далеко от Солнца, более того, далеко от нашего Млечного Пути. Если мои расчеты правильны, оно сейчас уже за Меркурием. Какие еще тебе нужны доказательства?

И он, явно обессиленный, сел.

Я смотрел на маленькую черную дырочку в потолке, и если до этого у меня еще были сомнения по поводу того, действительно ли Берри невменяем, то теперь они окончательно исчезли.

Сейчас важно было щадить его чувства. Я кивнул.

— Ну конечно, я понимаю. И тебе кажется, что, используя эту силу, человек сможет летать и в космос?

— Уже скоро, — сказал он тихо, но уверенно. — Теперь уже скоро.

Я быстро с ним распрощался. Пожал ему руку — в твердой уверенности, что мы никогда больше не увидимся. И оказался прав, хотя и не совсем в том смысле, в каком ожидал. А именно: через несколько дней мне сообщили, что Берри Уинтерстайн исчез. Вышел, по обыкновению, вечером погулять в сад и не вернулся. Покинуть дом он не мог, поскольку ворота были в это время заперты, но и в саду Берри тоже не было — его искали повсюду. Уж не похитили ли его?

Берри Уинтерстайн был беден, у него не было ни друзей, ни родных. Никто никогда не принимал его всерьез, и исчезновение Берри ничего в этом смысле не изменило. Несколько дней его искали, потом забыли о нем. Не забыл его один я. Исчезновение Берри не выходило у меня из головы, и однажды я отправился в дом престарелых снова. Там, услыхав мою просьбу, только покачали головой, однако охотно разрешили мне обойти весь дом. Я осмотрел комнату над той, где прежде жил Берри, и другую над этой, и еще одну, над ней, и наконец попросил лестницу и взобрался на крышу. И то, что я давно втайне подозревал, подтвердилось: маленькая черная дырочка в потолке, появившаяся, как я думал сперва, чисто случайно, была началом узкого канала, проходившего сквозь все потолки, а потом сквозь крышу… Более того, на железнодорожном пути неподалеку я нашел вылетевшую из крыши плитку черепицы, в которой тоже была дырочка.

На следующий же день я написал в Совет по научным исследованиям. Не проработай я три четверти своей жизни государственным служащим, на заявление мое, вероятно, едва ли бы обратили внимание… А может, это было лишь данью уважения к ушедшему на заслуженный отдых человеку. Как бы то ни было, ученые и инженеры впервые занялись идеями Берри Уинтерстайна всерьез. После него осталось множество записей — планы, формулы, заметки; в них было трудно разобраться, и их было трудно расшифровать, однако они были ключом к новым открытиям в физике. Через несколько недель на материале записей Берри Уинтерстайна работал уже целый исследовательский институт, а еще через десять лет в небо поднялся первый летательный аппарат, в основе конструкции которого лежал принцип гравитонного резонанса.

Такова история Берри Уинтерстайна, обнаружившего гениальные способности еще в детстве. Как видите, завидовать ему не приходится. Путь, который он для себя избрал, был нелегким, и потеряй он хоть ненадолго надежду достигнуть цели, он никогда бы не смог этот путь пройти. Всю жизнь он был одержим идеей полета, мечтал преодолеть силу земного тяготения — и, надеюсь, хоть несколько мгновений он был счастлив, что наконец ему это удалось.