Алексей Гравицкий: Жаба голубых кровей

- А если мы откажемся? - попытался найти лазейку средний брат.

- Я отрекусь от трона в пользу своего первого советника и лишу вас наследства.

Это был удар ниже пояса, все это понимали: и отец, и братья, и даже я, хотя меня всегда считали дурнее других.

- Я даю вам неделю времени. На следующей недели будет первая свадьба, папашка дал понять, что аудиенция окончена, и мы побрели к выходу.

Следующая неделя прошла, как нескончаемо долгий ночной кошмар. Началась она с того, что сразу после беседы с папашей мои любящие братья отметелили меня без какого-либо повода.

- За что? - просипел я, когда они закончили свою грязную работу.

- Ах ты не понял? - удары посыпались новой, еще более яростной, волной, а когда они закончили меня колотить был подведен итог. - Что бы знал когда рот открывать, а когда не стоит. Дурак!

Последнее замечание было особенно обидно, потому как дураком я себя не считал, хотя и раньше слышал подобные замечания от окружающих. Душа ныла и протестовала, тело болело от незаслуженных побоев, но это все были только цветочки.

Ягодки пошли, когда пришлось отказаться от баб и пьянок, и топать на стрельбище. Из лука я не стрелял уже давно, да никогда у меня это особо и не получалось. Тренировка тянулась мучительно долго. На утро я с трудом встал с постели. Тело болело не только от побоев, но и от борьбы с луком.

Тренировочки продолжались всю неделю, к концу которой я чувствовал себя истерзанным куском мяса. Папашка вызвал нас к себе:

- Ну вы решили? Вы готовы?

Конечно решили, кто ж откажется от престола и такого состояния, как у моего папашки. Так вот собрались, поехали в поле. Прискакали, спешились. Папашка чуть не развалился по дороге, ну да хрен с ним. Мой старший братец слезает с коня, натягивает тетиву и... Я долго смеялся. Стрела сорвалась, пролетела несколько метров и грохнулась на землю. Баб поблизости не наблюдалось. Дальше творилось нечто невообразимое. Я ржу, братец материться, а сам уже красный, как рак. Папашка подумал и изрек:

- Подождем.

Ждать пришлось до вечера. Уже смеркалось, когда неподалеку появилась женская фигурка. Папашка перестал храпеть, братья оживились, а мне стало весело.

- Эй, девушка! - милым, на сколько это было возможно, голосом пропел мой старший братец. - Подойди, милая.

Девушка сделала несколько боязливых шагов.

- Да не бойся, дура, - не выдержал братец. - царский сын тебе ничего дурного не сделает!

Девушка ахнула и упала на колени. Я смеялся уже в голос, а брат, красный от злости, заорал:

- Перестань ржать, дурак! А ты, корова, иди сюда! Видишь стрела лежит? Да нет, правее. Еще правее... Дура, теперь левее. Вот! Подними ее и неси сюда. Живо!

Свадьба тянулась всю следующую неделю. Папашка закатил такую пьянку, какой даже я себе представить не мог. Видимо мой старикан еще не совсем потерян для общества. Пирушка перемежалась у меня прогулками на стрельбище, и чувствовал я себя после всего этого портянкой, обвисшей и не свежей.

Ровно через неделю мы снова оказались в поле. Второму моему братишке повезло меньше. Стрелу он правда запустил несколько дальше, но она всобачилась прямиком в задницу бабе, что выползла на поляну из леса, собирая грибы. Баба была толстой и некрасивой, а посему мой братишка не очень обрадовался. Всю следующую неделю, пока длилась его свадьба, он пил. Он выпил за эту неделю наверное больше, чем за всю предыдущую жизнь. Я ржал от души, за что и был назван, в очередной раз, дураком. Впрочем это меня не особо тронуло.

Неделя пролетела, как минута, настал мой черед. Мы приехали в поле, спешились. Я вскинул лук, натянул тетиву и... И вот я здесь. Стрела, зараза, улетела черти куда и лежит сейчас в этом лесу, точнее в болоте, потому что лес плавно перешел в гнилую топь. Так я вернулся к тому, с чего начал. Грязно, противно, вонюче.

Ночами холодно, днем жарко. А стрелы все не видно, вообще сомневаюсь, что найду в этом дерьме хоть одно существо женского пола. А возвращаться домой с пустыми руками... Нет уж, спасибо. Я и так наслушался, когда моя стрела улетела в неизвестном направлении, мои братья и риготали, и дурнем меня называли, и... Не дай Бог никому услышать те слова, которыми они меня называли, такое не представить и во сне не присниться.

Примерно с такими мыслями я и плутал, как вдруг увидел свою стрелу. Вот она, погань, торчит из болотной кочки. Черт, и никаких баб рядом! Я собрался взять свою стрелу, когда увидел здоровую жабу. Жаба вцепилась своей мерзкой пастью в стрелу и пыталась вытянуть ее из земли.