Галина Бахмайер - Отпуск в тридевятом царстве

Микас заметно расстроился.

— Болезнь повредила ваш рассудок, милорд, — с горечью сказал он. — Вспомните, о чем она рассказывала.

— Я все помню, — кивнул Бенвор. — И прекрасно знаю, что ты сейчас хочешь сказать. Что Джелайна не настоящая, что ее тело — только проекция…

— Вот именно! — оживился писарь. — Как вы собираетесь жить с одной видимостью?

— Ну, знаешь, — фыркнул капитан. — Если бы мне не напомнили, я бы и не заметил разницы.

Уязвленный, старик ненадолго умолк, но потом осторожно произнес:

— Милорд, я надеюсь, вы женитесь на ней не потому, что в том мире ваш двойник…

Не дав Микасу договорить, Бенвор схватил его на ворот и прошипел:

— Ни слова больше! Я предупредил тебя тогда и повторю снова — если проговоришься о ней хоть кому-нибудь, я сам отрежу тебе язык!

— Отрезайте, коли угодно, — пробормотал писарь. — Тайну леди я и так никому бы не выдал, даже под пыткой.

Олквин удивленно усмехнулся и отпустил его.

— А ведь ты боишься Джелайну куда больше, чем меня. Почему?

— Она чужая здесь, — потупившись, выдавил Микас. — И никогда не станет своей. Она не боится гнева Божьего, не верит в самое святое. С виду она тиха и совсем безобидна, но внутри нее чутко дремлет чудовище, и никто не знает, что у него на уме. Собираетесь венчаться с убийцей… Вы хоть помните, сколько крови на ее руках?

— Нашел, чем пугать, — возразил Бенвор. — Мои руки тоже в крови, но меня-то ты не судишь? И трепета перед святынями мне, как ни старались, так и не смогли привить.

— Милорд, вы солдат, и убивали только в честном бою. А для нее отнять жизнь беззащитного человека — пустая игра, ремесло, холодный расчет.

— Микас, — хмуро напомнил Олквин, — я ведь жив сейчас именно благодаря тому, что Джелайну научили убивать. И можешь не сомневаться — она не станет колебаться и впредь, если меня коснется хоть тень опасности.

— Вот и пусть оберегает вашу жизнь, если в этом ей отрада. Пусть согревает ложе, если это в радость вам. Но зачем связывать себя священными узами брака с неживой сутью, чье присутствие здесь богопротивно по самой своей природе?

— Богопротивно будет, если леди станет шлюхой в моем доме, — отрезал Бенвор. — Все, Микас, довольно.

— Она никогда не родит вам детей, — уже в спину ему тихо добавил писарь. — Вы можете наплодить еще хоть сотню бастардов, но это совсем не одно и то же. Вы еще вспомните мои слова, милорд, обязательно вспомните. Не завтра, не через неделю, возможно, пройдут годы. Но однажды все-таки вспомните.

— Не волнуйся, у меня и так будет наследник, — не оборачиваясь, невыразительно бросил капитан.

— Вы меня не слышите, — вздохнул старик. Олквин раздраженно дернул плечом и ушел.

Шум голосов снаружи часовни на мгновение стих, а потом разлился почти осязаемой волной. Люди расступились в стороны, освобождая дверной проем, враз наполнившийся слепящим светом удивительно ясного дня. Как никогда торжественный и серьезный Платусс, изо всех сил стараясь не горбиться, церемонно ввел под руку невесту. Платье цвета речного жемчуга отражало солнечные лучи, и Бенвору на миг показалось, что Джелайна сама излучает свет. Идущее от нее тепло он почувствовал еще раньше. Капитану отчетливо вспомнился день, когда в его жизнь вошла гостья из другого мира, и перед глазами на миг встал другой образ — тонкий черный силуэт на фоне огня. Сегодня чертенок превратился в ангела.

Краем уха Олквин уловил тихое замечание Хоркана Уилкасу — что-то насчет того, что, мол, любая невеста почему-то всегда кажется красивой. Платусс подвел Джелайну к алтарю, передал ее руку Бенвору и, по обычаю, сам откинул вуаль с лица женщины. Капитан тихонько сжал ее пальцы, непривычно холодные — похоже, Джелайна не на шутку нервничала. Бенвор ободряюще улыбнулся ей, и по знаку священника оба опустились на колени.

Зачитав над пухлым молитвенником все подобающие обряду слова, отец Паритэн громко возвестил:

— Если кто-либо из присутствующих здесь знает хоть одну причину, по которой эти двое не могут сочетаться браком, пусть скажет об этом сейчас или молчит до конца своих дней.

Бенвор невольно оглянулся на Микаса. Встретив его взгляд, писарь съежился и совсем забился в угол. После этого волнение отпустило капитана окончательно. Повторив вслед за священником старинную клятву, Бенвор поймал себя на том, что она впервые кажется ему по-настоящему весомой и мудрой. Лишь на миг ему стало не по себе — когда голос невесты ощутимо дрогнул на словах"…пока смерть не разлучит нас".