Павел Герасимов - Ноты долго горят

– Не, Мань, сейчас еще ничего. А года три назад, помнишь, мне всю зарплату противопехотными минами выдали. Едва от премии отказалась.

– Помню. Как ты их дотащила – не представляю.

– На тележке! Взяла у Водяна, сторожа нашего, тележку, насыпала и покатила. А тут ребята какие-то, сопляки мелкие, выбежали. И откуда у них стволы, Мань? А я рогожку сдернула, с мин-то, и говорю – перевернуть? А они мне…

Абсолютно не вдохновляли. В купе четыре места, значит, одно еще займут. Педальных мест два – это хорошо, отдохну потом, подумал Виктор, все больше раздражаясь от пустой болтовни. Главное – перед выходом выспаться.

– А тогда, Мань, ты еще говорила, что не разменяю. А я тебе говорила что разменяю. И пошла на рынок. А они говорят – это какой калибр вообще? А я говорю – да мне пофиг говорю, противотанковый, наверное. Разменяй патронами?

– Ну а он что, Гильнар?

– А он говорит – три обоймы. Я ему: сам три свои обоймы, скотина, четыре с половиной. А он мне – три, а я…

Виктор вышел в коридор. Окна коридора выходили на забор, заклеенный религиозной мишурой. Последние два года секты развивались с невиданной быстротой, но последователи святого Ация душили чуждую пропаганду на корню. Виктор не причислял себя к верующим, но секту Ация уважал. Ему были близки принципы чистоты, осторожности и внимания. Да и древность религии впечатляла – скромные памятники Ацию находили в самых разных местах, возраст их внушал уважение. Поэтому Виктору было приятно, что забор поверх листовок был заклеен символом веры – кругом, разделенным на шесть частей, и подписан мудрым призывом: «Осторожно, ради Ация!»

Подошедший проводник молча кивнул на дверь купе, усадил и пристегнул Виктора и одну из женщин, как ее там – Маню? Проводники вообще не очень разговорчивый народ, спорить совсем не любят, чаще используют дробовик на поясе.

Когда проводник также молча вышел, тишина нарушилась не сразу. Манька ерзала по сиденью, пытаясь устроиться поудобнее, ее подруга копалась в сумке. Виктор только закрыл глаза и решил не открывать их до следующей станции, как вдруг дверь с хрустом сдвинулась.

– Эй! Это, что ли, двадцатая?

Сперва вошла бутылка. То есть в открытую дверь всунулось горлышко, и волосатая рука встряхнула содержимое. Следом вошла собственно небритая харя, которая, сделав глоток, развалилась на последнем свободном кресле. Икнула и глотнула еще раз.

Вошедший выглядел опасным. Судя по наколкам и шрамам, деньги на жизнь он зарабатывал не на пашне и не в библиотеке. Интересно…

– Ну что, покатаемся? Че приуныли, а? Ты вот, клуша, – он легонько ткнул сапогом в ногу Гильнары, – че невеселая? А вы крутите педали, поезд отправляется, ща током дернет! Гы!

Поезд действительно тронулся. Виктор и попутчица налегли на педали, подстраиваясь к разгону. Поезд шуток не понимает, если бросить педали – разряд будет неслабым.

– Ты понимаешь, крошка, я ведь парень правильный, не то что некоторые. Будешь? А я – выпью. Во-от. Ты мне говоришь – не хочу. Может, я хочу? А? Отвечай? Нет, не хочу. Но ты – твоя красота и обаяние, понимаешь, меня заставляют. Понимаешь? Я – не хочу, а ты – соблазняешь. Ты свою вину-то хоть осознаешь? Как заглаживать будешь? А кто будет знать? Я, что ли? Гы! Смешная, блин. Давай короче, или че? Ну!

– Прекратите приставать к женщине. Она вам ясно сказала.

– А ты чо тут проснулся? Спи, студентик, а то я тебя усыплю.

– Еще раз говорю – прекратите.

– Ты ствол видишь?

– Вижу.

– А в глубине ствола что видишь? Во-от. И заткнись.

– Жалко, я встать не могу.

– Парень, те че – больше всех надо? Ты меня реально напрягаешь, сосунок. Ты думай не о том, что встать не можешь, а том, что если рыпнешься – больше никогда встать не сможешь. И тебе станет легче. Сидеть! Куда пошла?!

Дверь захлопнулась, трое оставшихся переглянулись. Манька отвела взгляд сразу, а Виктор вдруг понял, что, в общем, он мог никуда не уезжать и спокойно дождаться, когда его расстреляет банда у библиотеки института. Все эти отъезды, получасовые сборы, проводы беременной заплаканной жены, отец с матерью, сующие деньги, которых едва хватило на билет со скидкой, оказались бессмысленны. Несостоявшийся соблазнитель через пару секунд приколотит его, крутящего педали на ремне, вполне профессиональным выстрелом. Револьвер поднялся до уровня лица и остановился.

– Бросай это дело.

Проводники умеют открывать двери бесшумно. А о том, как они не любят повторять, ходит много страшных историй, поэтому пистолет из руки выпал моментально. В проеме стояли три вооруженных проводника.