Олег Лукьянов - На одной далёкой планете

— Не имею отношения? Ошибаетесь, гражданин Неизвестно кто! Очень даже имею! Вы это прекрасно знаете и поэтому пытаетесь заткнуть мне рот. Владимир Сергеевич! — с пафосом воскликнул он. — Теперь вы видите, к чему может привести ложная скромность? Вы оплеваны, оклеветаны собственным произведением. А ведь я просил вас, убеждал взять с самого начала инициативу в свои руки.

— Вот стервец! — с удивлением проговорил Володя.

— Что вы сказали! — взвился Стулов. — Товарищ капитан, прошу занести его слова в протокол. Меня публично оскорбили!

— Занесем, занесем, — процедил сквозь зубы Соселия. — А сейчас не мешайте, дайте людям разобраться.

— А я и не мешаю! — повысил голос Стулов. — Что вы меня обрываете? Наоборот, хочу внести ясность, объяснить Роману Николаевичу и его коллегам, каково истинное положение вещей.

— Мы вас внимательно слушаем, — пригласил Иконников. — У вас есть что-нибудь сказать?

— Да, у меня есть, что сказать. Я работал с Владимиром Сергеевичем и хорошо его знаю. Он человек исключительной скромности и выдержки, чем часто вредит себе, как в данном случае. Но тогда я скажу за него. Вы позволите, Владимир Сергеевич?

Тот молча кивнул, сохраняя на лице выражение холодного достоинства.

— Товарищи, — заговорил Стулов, обращаясь к ученым, — лично для меня было большой неожиданностью узнать, что глубоко мною уважаемый Владимир Сергеевич Колесников существует в двух, так сказать, экземплярах. И в отделении милиции, и сегодня я внимательно, следил за полемикой. Как бывший сослуживец Владимира Сергеевича, я, поверьте, очень хотел бы узнать, кто из них настоящий, а кто искусственный, и мне это в принципе все равно. Однако, как показал ход дискуссии, объективно установить истину невозможно.

— Нет ничего проще, — перебил его Володя. — Нужно произвести микроскопический анализ тканей.

— Отрезать ногу? — насмешливо бросил через плечо Стулов. — Мы кажется, уже поднимали этот вопрос.

— А что это даст? — спросил Семен Миронович Володю.

— Как что? Я же говорил. Искусственные белки состоят поровну из правых и левых молекул, а природные только из правых.

Семен Миронович сделал скептическую гримасу.

— Если рассуждать строго, это тоже не доказательство. Вполне возможна аномалия.

— Совершенно верно, — поддакнул Стулов. — Необходима осторожность в выводах. Да и зачем нужны анализы, если существует сколько угодно косвенных свидетельств, убедительно показывающих, кто из двойников настоящий, а кто искусственный. Разрешите, я приведу их.

…Нет, не зря Лидочку мучили дурные предчувствия, не случайно ей сегодня под утро приснился дурной сон (был такой сон, будто они с Володей купаются в мутной воде). За минувшие дни Стулов основательно подготовился к консилиуму. Он вдруг сразу изменил поведение — стал спокоен, собран, говорил точно, убедительно. Он высоко отозвался о человеческих и деловых качествах своего бывшего подчиненного, кратко рассказал историю с проектом, поведал о злобных свойствах двойника, о том, как Владимир Сергеевич вынужден был покинуть институт и переехать в Григорьевск — обо всем, что уже говорил в милиции, только гораздо обстоятельнее, убедительнее, с привлечением новых фактов, не известных даже Володе.

…Стулов набирал круги, поднимаясь все выше и выше. Назвал Володю типичным примером разрегулированной системы, указал на откровенное невежество в понимании им сущности жизни, на антинаучность его суждений и так далее и так далее.

С волнением и гневом наблюдала Лидочка, как Стулов, ловко оперируя притянутыми за уши аргументами, выпячивая выгодные для Владимира Сергеевича мелочи и пряча важное, но невыгодное, рисует перед участниками консилиума образ честного, скромного изобретателя Владимира Сергеевича Колесникова, выпустившего из-под контроля собственное творение.

— Ну и прохвост! — шептал Володя, мрачно глядя на разошедшегося врага.

И образ, надо сказать, вылепливался довольно убедительный. Лидочка могла видеть это по лицам ученых — заинтересованным и серьезным. Никто не прерывал Стулова, как прерывали Володю, напротив, слушали внимательно, и даже скептически настроенный Виктор Иванович время от времени кивал в знак согласия.

«Да что такое? — с отчаянием думала Лидочка. — Заворожил он их, что ли, своей болтовней?»

Положение со всей очевидностью складывалось не в пользу Володи. Лидочка никак не могла ожидать, что даже лучшие, благородные черты его характера, вывернутые наизнанку и лживо истолкованные, могут быть использованы ему во вред.