Юрий Пересунько - Искатель. 1982. Выпуск №5

Гридунова подняла голову, спросила жестко:

— Кто звонил Чарошвили?

— Я.

— Неправда. Вот его показания. — Нина Степановна подвинула протокол допроса Рыбнику, увидела, как он буквально надвинулся на стол и стал пожирать глазами строку за строкой. Капелька пота выкатилась из-под его иссеченных реденьких волос, упала на стол.

— К-кажется, я попросил звонить маму. Да. Она говорила с ним. — Он кивнул на протокол допроса Чарошвили.

— Рыбник, Рыбник… — Нина Степановна тяжело вздохнула. — Вы хотите очную ставку с матерью?

— Нет. Н-нет! — Рыбник сжался, затравленно посмотрел на Гридунову. — Я расскажу. Всю правду. — Он заторопился. — Эта валюта моя. Вся.

— Где вы ее достали?

— Часть дала Сербина, часть накопил. По мелочи.

— Кто такая Сербина?

— Наташа. Знакомая.

— Адрес? Телефон?

— Адреса не знаю, а телефон… — Рыбник судорожно потер лоб, цифра за цифрой назвал номер.

— Это служебный?

— Да.

— Кто расписал курс?

— Не знаю. Я ее просил. Наверно, она.

«Крым» шел своим курсом на Ялту. Убаюканные бирюзовым небом и иссиня-черной гладью моря, на котором не было ни одной морщинки, радовались круизу пассажиры, а Ирина Михайловна, подобно зафлажкованной волчице, металась по судну, срывая свою злость на официантках и коренщицах, и не могла найти то единственно правильное решение, которое помогло бы вырваться из страшной неизвестности, что настигла ее после того страшного утреннего звонка. «Ах, Монгол! Ах, подонок! — почти шипела она, оставаясь наедине с собой. — Решил весь банк сорвать… Ну что ж, посмотрим, чья возьмет!»

Теперь ее пугало все: и сможет ли мать перехватить до Монгола брошь, и то, как она будет расплачиваться за Часовщикова, — все. Впрочем, последнее ее волновало пока что меньше всего: при первой встрече, если таковая и произойдет, она как-нибудь отбрешется, насулит золотые горы, а потом… При этой мысли у нее злорадно растягивались губы. Потом она будет в Риме. Но главное сейчас паучок. Бриллиантовый паучок. «Господи, какая же я дура, что доверилась Монголу! Ведь видела, видела, что это за тип, а вот на тебе…»

Совершенно выбитая из колеи всеми этими мыслями, Ирина Михайловна сослалась на головную боль и ушла к себе в каюту, где ее ждала в холодильнике непочатая бутылка коньяка. Умом она понимала, что не надо бы сейчас напиваться, да она и не хотела пить, но при всем этом прекрасно осознавала, что хочет она этого или нет, а бутылка коньяка будет вскоре откупорена, и она рюмка за рюмкой будет выцеживать тяжелый, вонючий коньяк, пока не придет пусть временное, но все-таки облегчение и все эти страшные мысли, от которых хотелось повеситься, отойдут на задний план.

Заперевшись в каюте, она тут же сбросила туфли, отшвырнув их далеко в угол, открыла холодильник, извлекла из него бутылку «пятизвездочного армянского» и, прихватив низкую пузатую рюмку, тяжело плюхнулась в кресло, блаженно вытянув ноги.

От первой же рюмки Ирина Михайловна почувствовала, как начал отступать сковывающий, гнетущий страх. Профессиональным движением она плеснула в рюмку еще коньяка, и тут в дверь постучали. Ирина Михайловна сунула бутылку с фужером за кресло, пробормотала несвязное «войдите».

На пороге стояла Таня Быкова.

Увидев молоденькую официантку, заставившую ее так испугаться, ее, директора ресторана, Лисицкая начала медленно приходить в ярость. Она пристально смотрела на Быкову, и ее тонкие, красивые ноздри едва заметно двигались.

— Ну? — коротко бросила наконец.

— Ирина Михайловна…

— Я уже сорок лет Ирина Михайловна! — оборвала ее Лисицкая. — Короче можешь свою мысль разжевать?

Не ожидавшая подобного, Таня опешила и, не зная, что ответить, замолчала, ошалело уставившись на свою начальницу.

— Ну, чего молчишь? Рожай мыслишку-то.

— Вы обещали девочкам дать выписку из новых таможенных правил. Так, может, я сейчас возьму? Чтобы успеть к политзанятиям подготовиться.

— «Выписку… Из новых таможенных правил…» — передразнила Быкову успевшая захмелеть Ирина Михайловна. — А что это вы, собственно говоря, засуетились? Или, может, совесть не чиста?

— Что-о? — в первую минуту даже не поняла Таня.

— А то, что слышала! — оборвала ее Лисицкая. — Нечего овечкой прикидываться. А выписку завтра получите. Все ясно?

— Да как вам не стыдно? — Лицо официантки побелело, она сжала кулачки и почти выкрикнула в злое красивое лицо: — Вы… Вы сами!.. А на нас… — И выбежала в коридор, хлопнув дверью так, что задрожала переборка.