Вольдемар Грилелави - Ангел-пророк

Решил попробовать поискать в ней недостатки, чтобы облегчить свои страдания, или насовсем от них избавиться, но почему-то виделись лишь сплошные достоинства, которые даже разрастались при этих попытках. Однако не будет же эта картинка длиться вечно. Рано или поздно, но должно произойти нечто, что прервет эти гляделки. Обязательно и очень скоро это просто обязано случиться. Ведь все хорошее и приятное всегда имеет привычку быстро заканчиваться.

Но поначалу Антон никак не мог понять природу и причину этого странного и ужасающего гула, явившегося ниоткуда и из некой бездны страха и окончания мира на этой планете. Вроде бы как эта муха, беспощадно бьющаяся башкой об стекло и пытающаяся пробиться сквозь светлое, но прочное и плотное нечто, что ограждает внешний мир от внутреннего и надежного, ее не пускает. Но этот гул нес опасность и угрозу. И он усиливался, превращая первоначальный свист в рев и грохот взбесившейся турбины турбореактивного вертолета. Почему-то Антону был ужасно знаком этот звук. И опознаваем. И так сильно хотелось крикнуть этой прекрасной незнакомке, чтобы она в срочном порядке покинула столь опасное место, которое с каждой секундой превращалось не в подиум для дефиле, а в смертельную ловушку. Здесь больше нельзя гулять вот так беззаботно и фривольно. Движется некая сила, пожелавшая разрушить и прервать любовное свидание. Беги, милая, уходи отсюда, ну хотя бы на несколько метров в сторону. Отбеги за это большое дерево, спрячься в подъезд моего дома, но только оторвись от этого любования собой.

Но почему Антону так явственно казалось, что опасность приближалась именно с улицы? С таким же успехом этот гул мог сообщать и вообще об общей опасности. Не обязательно только для нее. Но Антон за себя абсолютно не переживал. Ему не просто казалось, но и внутренняя уверенность убеждала, что этот реактивный грохот и шум хотел разлучить и разорвать эту внезапную и страстную картинку. Но не его, а именно ее он хотел вырвать из сюжета, чтобы заставить самого Антона страдать и мучиться этой потерей. Через мгновение страх передался и девчонке, словно наконец-то и до нее долетели эти тревожные и пугающие звуки из чужого мира. Трудно было так быстро перестроиться и преобразиться из образа восхищения и вожделения в жертву некой неведомой угрозы, но она уже пугливо оглядывалась в сторону надвигающейся беды, а лицо внезапно исказилось в гримасе смертельного ужаса.

Вот теперь уже времени на спасение не оставалось. Словно вышедший из подчинения и управления огромный черный автомобиль несся прямо на нее, и уже никто и ничего изменить в этом мире не мог, поскольку написанное в истории и в самом бытие переписывать некогда. Антону хотелось немедленно и сразу выпрыгнуть из окна, чтобы спасти ее даже ценой собственной жизни. Ибо теперь после всего происшедшего вместе с ее гибелью смысл дальнейшей жизни безвозвратно терялся. В этот ужасный и страшный последний момент ему кошмарно хотелось оказаться вместе с ней под колесами этого ужасного автомобиля. Да только парализованное тело не желало подчиняться. Антон внезапно почувствовал, как некая непонятная сила сковала тело и не позволяла даже пошевелиться. Руки и ноги отказывались слушаться. И только глаза, которым как раз Антон желал запретить видеть и вообще лицезреть развивающуюся трагедию продолжали фиксировать, словно в замедленном кино, как с каждым мгновением страшный автомобиль все ближе и ближе приближался к хрупкому телу прекрасной незнакомки.

Еще мгновение, и все будет кончено. Вот только немного одно непонятно, почему эти мгновения словно внезапно остановились, как в запланированном и продуманном неким режиссером кино. Они вдруг, эти видения, стали терять очертания, заплывая туманом и улетая вверх в небо, как картинка слайда на диаскопе. Неужели Антон от пережитого ужаса теряет сознание или просто сходит с ума? Но как бы ни хотелось и не желалось, однако действительность исчезала безвозвратно вместе со светом и картинками, а так же с этим ужасным автомобилем, который так перепугал Антона. И лишь крупные градовидные слезы, стекавшие по щекам, ощущались натурально и явственно. Антон Григорьевич проснулся окончательно и бесповоротно.

Оказывается, все это оказалось обычным банальным сном. Таким явственным, словно из настоящей жизни, но все равно придуманным в больном и сонном воображении. Вот только это непонятное чувство или предчувствие беды казалось настоящим или пророческим. И страдал Антон самым серьезным настоящим ощутимым образом, хоть уже и проснулся и лежал в своей постели с открытыми глазами и с полным сознанием нереальности видения. Однако хотелось все равно громко рыдать и кричать от бессилия и безысходности, словно та незнакомка погибла не во сне, а наяву. Рядом тихо сопела жена, живя своей жизнью в своих снах, о которых по просыпанию, и вспоминать не хотелось. Даже просто невозможно было вспомнить те сумбурные эпизоды, что мелькали в ночи. И чаще такие же глупые и непонятные, что всегда снились и Антону.