Евгений Богат - Искатель. 1969. Выпуск №2

Едва устроившись в старомодной гостинице, Элиот отправился исследовать стену и, глядя на нее с невысокого холма, опять подивился: она отгораживала четверть острова.

Кил пошел вдоль стены к морю, надеясь найти калитку или пролом. Ничего! Ни ворот, ни калитки, ни пролома: неприступная, уходящая в небо стена.

Идя обратно вдоль загадочной стены, Кил услышал позвякивание капель, глянул вверх и как раз над головой увидел узкую извилистую щель.

Глядя сквозь трещину, застыв, зачарованный, он всматривался, всматривался, не в силах оторваться, понимая, что нашел абсолютное совершенство, которое искал по всему миру. Мать и ребенок, сработанные из самоцветов.

Но как же каталоги упустили это чудо? Ни слуха, ни слова об удивительном острове. Здесь, на безымянном лоскутке земли, за высоченной стеной — да и стена-то сложена вдохновением гения! — сияла неведомая миру красота, сказочная группа: мать и ребенок.

Он всматривался с пересохшим горлом и бешено бьющимся сердцем, будто исследователь, сделавший великое открытие. Он должен завладеть этим удивительным сокровищем — он им завладеет. В каталогах его нет — значит, может, — ведь может быть? — никто об этом и не знает в мире.

Элиот с трудом оторвался от скульптуры и побрел к деревне, задыхаясь от пыли, белой, тончайшей, тысячелетней пыли. Да, Греция… Колыбель культуры. Он вспомнил несказанное совершенство группы. Скульптор был достоин взойти на Олимп. Кем он был? Когда?

Кил задержался на пороге гостиницы, стряхивая пыль с башмаков, и подумал: «Что-то эти островитяне не похожи на греков. Слишком нелюбопытны…»

— Разрешите? — быстроглазый мальчишка выскочил из гостиницы, с бархоткой в одной руке и щеткой в другой, и принялся начищать ботинки Элиота.

Кил присел, рассматривая мальчишку. Типичный эллин пятнадцати лет, стройный, сильный; только вот низковат для своего возраста. Очень похож на модели Праксителя: такой же гордый поворот головы, волнистые волосы, спадающие на лоб, впереди локоны, как рожки у Пана, классический профиль. Хотя не совсем: глубокий шрам, от переносицы вниз, чуть-чуть рассек верхнюю губу, так что поблескивают белые зубы.

— Кто хозяин имения там, за стеной?

Мальчишка на миг вскинул голову, блеснули глаза, черные, яркие, и тут же погасли, словно захлопнулись ставни.

— Ты должен знать, — настаивал Элиот. — Стена, отгораживающая четверть острова, нигде ни ворот, ни окна, ни калитки — до самого моря.

Мальчишка упрямо покачал головой.

— Она… она всегда тут стояла.

— Всегда — это значит очень давно. Может, твой отец что-нибудь знает?

— Я сирота, — сказал мальчик с достоинством.

— Прости, — сказал Элиот. — А ты правда не знаешь, кто хозяин?

Мальчик пробормотал какое-то имя.

— Гордоны? — Кил наклонился к нему. — Англичане — хозяева этого имения?

— Они не англичане, — пробормотал мальчик.

— Мне бы очень хотелось увидеться с ними.

— Туда не пройдешь.

— Не пройдешь по земле. Но есть ведь, наверно, причал или пристань?

Мальчик молча покачал головой.

Несколько человек собрались вокруг. Стояли, смотрели — спокойные, неулыбчивые. Элиот хорошо изучил греков: веселые, шумные, несносно любопытные, переполненные советами и желанием их давать. Эти вели себя совсем не так. Помалкивали, слушали, не лезли с советами.

Маленький чистильщик кончил работу, и Кил бросил ему монетку. Тот поймал, весело улыбнулся.

— Эта стена… — Элиот обращался ко всем собравшимся, но смотрел на одного старого рыбака. — Мне хотелось бы встретиться с хозяевами имения.

Старик что-то пробурчал под нос, повернулся и спокойно пошел прочь.

Кил мысленно выругал себя. В Греции разговор начинают с оплаты.

— Я заплачу пятьдесят… сто драхм тому, кто на лодке доставит меня туда.

Громадная сумма для бедных людей, из года в год перебивающихся кое-как со своими козами и чахлыми садами. Год тяжелой, почти каторжной работы. Огромные деньги… Но, посмотрев друг на друга, они, молча и не оглядываясь, стали расходиться. Все до одного. Спокойно, неторопливо.

С кем бы Элиот ни заговаривал о стене, он встречал молчаливое, непреодолимое сопротивление, такое же непреодолимое, как сама стена. «Кто построил? Когда?» Молчание. Как будто никто и не знает о стене, как будто ее просто нет на острове.

…Вечерело. Элиот вернулся в гостиницу, поел, выпил ароматного терпкого вина крестьян и вернулся к стене, уже укутанной розоватым предзакатным сумраком. Томительная печаль и тоска по скульптуре захлестывали Элиота и не давали покоя.