Кеннет Балмер - Накануне Судного дня

— Ты не можешь этого сделать! К тому же она сама скоро пришлет за нами, как только ты окончательно поправишься. Никто не имеет права являться к принцессе без приглашения.

— Мне не надо, — сказал Уолли, вставая и хватаясь за край стола, — не надо никакого приглашения. Мы же старые друзья.

— Ты что, все-таки решил превратиться в безмозглый бачок с помоями, а, Джек?

Достоинство Уолли было глубоко задето. Уязвленный в самое сердце, он произнес скорбным тоном:

— Ах, Кроч, Кроч, старый ты пьяница! Выходит, теперь и ты отвернулся от меня? Что за ж-жизнь такая… Все против меня!

— Сядь, выпей еще и заткнись! — Кроч вытянул вперед свою длинную руку. — Все равно ты через пару шагов завалишься.

Уолли попытался грациозно отклониться, в результате чего поскользнулся и с размаху наскочил на соседний стол, находившийся в десяти ярдах. Однако ему все же удалось увернуться от руки Кроча.

— Я желаю нанести дружек… дру-жеский визит принцессе! Имею п-право!

Кроч вздохнул, залпом осушил свою кружку и поднялся из-за стола, мрачный, как грозовая туча. Но Уолли уже успел выскочить за дверь и теперь нетвердой походкой двигался в сторону Дворца. Швырнув на стол деньги, Кроч последовал за ним, тяжело сопя носом.

Джек остановился, чтобы похлопать оранжевого робота-садовника по щитку.

— И каково тебе, приятель, работать в этот светлый и радостный день?

Садовник защелкал какими-то шестеренками и ударил Уолли граблями по лодыжкам. Удивленно вздернув плечи и грозя роботу пальцем, тот отпрянул назад.

— Ах ты, безобразник! Вот сейчас как выпущу все масло из твоего механизма!

Он зашел за группу бледно-зеленых кудрявых деревьев, и Кроч потерял его из виду. Нетвердой походкой Джек проковылял по вымощенной гравием дорожке, с замечательной ловкостью и изяществом перелез через стену, однако по какой-то непонятной причине вдруг обнаружил себя распластанным на спине с противоположной стороны и уставился на ближайшее окно Дворца. Солнечный луч, отраженный от оконного стекла, заставил его заморгать. Глаза сыграли с ним шутку. Прямо перед собой он видел все совершенно отчетливо, но края поля зрения расплывались так, что ему казалось, будто он смотрит в туннель, из глубины которого исходит свет. Это была всего лишь игра света, разумеется…

Джек Уолли, галактический бродяга, овладел керимским языком в совершенстве, и он мог говорить на нем безо всякого акцента. Внешне он также выглядел абсолютно неотличимо от пограничника-хвостовика. И все же искусство ходьбы с мечом, покачивающимся у бедра, все еще оставалось ему недоступным.

Падать Джек также научился великолепно, что он тут же и проделал. Меч коварно выскользнул из ножен и воткнулся в землю возле его перепутавшихся между собой ног. Джек с трудом засунул его обратно. Куда делось теперь его достоинство? Он почувствовал, что его штаны отчего-то намокли сзади. Обследовав их рукой, он обнаружил грязную воду, согнутое растение и край каменного кувшина. Как же он, собственно говоря, очутился в этом цветочном горшке? Джек попытался встать, но колени уперлись ему в подбородок, и он провалился обратно еще глубже.

Он мог видеть перед собой каменную балюстраду, вымощенную плитками аллею и пеструю изгородь из цветов. На лужайке, которая виднелась сквозь цветочный экран, валялся разобранный на части оранжевый механический садовник, сверкая на солнце выдранными шестеренками и проволочными катушками.

— Я ведь тебя предупреждал, — торжественно произнес Уолли. — Ты не можешь сказать, будто я не предупреждал тебя. И поделом! Ржавая железяка, ты еще имела налг… наглость поднимать на меня свои грабли!

Он погрузился в размышления, продолжая сидеть на прежнем месте и не чувствуя неудобства от сырости. Да и что он мог поделать?

Джарфон из Тривеса, одетый неброско, но изысканно, и с вежливой улыбкой на устах вышел на вымощенный плитками двор. Его сопровождали двое или трое мужчин и пара женщин, — размытое пятно разноцветных одежд, оживленно жестикулирующих рук и сверкающих драгоценностей надвигалось на Уолли. А он сидел и думал.

Джарфон из Тривеса заговорил на великолепном керимском:

— Как мило с вашей стороны заняться ремонтом садовников. На моей памяти никто уже не умел управляться с ними. Это все, что осталось от древней эпохи механизмов.

В ответ раздался невнятный голос, говоривший на не совсем правильном керимском. Он принадлежал человеку, склонившемуся над садовником.