Эдвард Лернер - «Если», 2002 № 01

— Если результаты испытаний нас удовлетворят, — продолжал Уордмен, — а я в этом не сомневаюсь, то все федеральные тюрьмы будут переведены на систему «Страж».

Метод Уордмена сделал побеги из тюрьмы невозможными, бунты безопасными — достаточно включить передатчики на полную мощность на минуту или две — и трудности охраны сведены до минимума.

— Да, здесь, собственно, и нет охранников, — сказал Уордмен, — у нас работает несколько чиновников, поваров, хозяйственников и так далее.

Для опытного заведения отбирались только лица, совершившие преступления против государства.

— Вы можете сказать, — усмехнулся Уордмен, — что мы собрали здесь нелояльную оппозицию.

— То есть политических заключенных? — уточнил интервьюер.

— Такие формулировки мы здесь не употребляем, — ответил Уордмен холодно. — Их придумали коммунисты.

Интервьюер поспешил извиниться за неловкое выражение, быстро завершил беседу, и Уордмен, к которому вернулось хорошее настроение, проводил его до выхода.

— Как видите, — сказал он на прощание, — никаких стен, никаких сторожевых вышек с пулеметами. Вы видите перед собой идеальную тюрьму.

Интервьюер горячо поблагодарил тюремщика и поспешил к своей машине. Уордмен проводил машину взглядом, а потом отправился в палату навестить Ривелла. Но возмутителю спокойствия уже сделали обезболивающий укол, и он спал.

Ривелл лежал на спине и глядел в потолок. Он не мог отделаться от мысли: «Я не предполагал, что мне будет так плохо… Я не знал, что мне будет так плохо…»

В своем воображении он написал толстой черной кистью на белом потолке: «Я не предполагал, что мне будет так плохо…»

— Ривелл!

Заключенный чуть повернул голову и увидел, что у постели остановился Уордмен. Он смотрел на Уордмена и молчал.

— Мне доложили, что вы проснулись, — сказал Уордмен.

Ривелл ждал.

— В первый же день, когда вас сюда привезли, я предупредил, что лучше не пытаться бежать от нас.

— Не извиняйтесь, — ответил Ривелл. — Вы не виноваты. Вы делали то, что вам положено делать, а я делаю то, что положено делать мне.

— Разве я в чем-то виноват? — удивился Уордмен. — Из-за чего же мне следует испытывать неловкость?

Ривелл поглядел в потолок, но слова, которые он мысленно написал там минуту назад, исчезли. Как жаль, что нет пера и бумаги! Слова лились из него, словно вода сквозь сито. Ему так нужна была бумага, чтобы запечатлеть их! Он спросил:

— Мне дадут бумагу и ручку?

— Чтобы вы снова испражнялись непристойностями? Да ни в коем случае!

— Ни в коем случае, — повторил Ривелл.

Он закрыл глаза и увидел, как слова уплывают от него. Человек не может одновременно творить и заучивать. Ривелл давно уже выбрал творчество. Но сейчас ему невозможно запечатлеть на бумаге свои стихи. Поэтому они вытекали из мозга и ржавели где-то в холодном мире: «Боль по каплям, как капель. Жить успеешь, так успей. Мы узнаем поутру, ты живи, а я умру…»

— Боль пройдет, — пообещал Уордмен. — Прошло уже три дня. Пора бы ей и утихнуть.

— Она вернется, — ответил Ривелл. Он открыл глаза и написал слова на потолке: «Она обязательно вернется».

— Не говорите глупостей, — отрезал Уордмен. — Она никогда не вернется, если вы не вздумаете бежать снова.

Ривелл ничего не ответил.

Уордмен ждал, намек на улыбку касался его губ. Затем он нахмурился:

— Вы не убежите.

Ривелл посмотрел на него с некоторым удивлением:

— Разумеется, я убегу, — сказал он.

— Никто не пробовал бежать дважды.

— А я буду пробовать. Неужели вы не понимаете? Я никогда не сдамся. Я не перестану рваться к свободе, я не перестану жить. Я не перестану верить в то, ради чего живу. Вам придется с этим смириться.

Уордмен покачал головой:

— Вы намерены вновь пройти через это?

— Вновь и вновь.

— Это блеф. — Уордмен в сердцах взмахнул рукой перед лицом Ривелла. — И если вы пожелаете умереть, я вам мешать не стану. Вы знаете, что подохнете там, если мы не притащим вас обратно?

— Это тоже выход, — согласился Ривелл.

— Ах вы этого хотите! Так давайте, бегите, и я никого не буду за вами посылать. Обещаю вам.

— Значит, вы проиграете, — произнес Ривелл. Он в упор смотрел в напряженное злое лицо Уордмена. — Вы проиграете на нашем же поле. Вы считаете, что ваш датчик заставит меня сидеть в тюрьме, то есть заставит меня прекратить быть самим собой. А я говорю заблуждаетесь! До тех пор, пока я буду повторять попытки побега, вы будете терпеть поражение, а если ваш датчик меня убьет, вы проиграете навсегда и окончательно.