Юрий Медведев: Беатриса

Очнулся. В ушах гудит, голова раскалывается. Под куполом моего планетария – тьма-тьмущая. Лишь внизу, по замкнутому кольцу, полоса тусклого света. Фосфоресцирующий забор для одинокого лауреата… Что делать? Побрел к забору. Он оказался гладким и холодноватым овалом вышиною с трехэтажный дом. Двинулся вдоль забора, как зверек в круглой клетке, и вообразите, Беатриса, подхожу к разлому. Будто лайнер океанский переломлен надвое, а на срезе торчат трубы, коммуникации, колеса, рычаги.

Разлом в ширину был метров пять. Я покумекал – вдруг облучусь? – но рискнул-таки и шагнул в проход. Пробираюсь в полутьме, съежившись от страха, уже и Луну заметил вроде бы в просвете впереди. Глядь – мертвое тело. И не просто мертвец, а разрезанный надвое – от плеча до пояса. Как ударом меча. Да таким лютым ударом, что половинки раскидало к противоположным стенам разлома.

Решил миновать мертвеца посередине, от одной фразы волосы встают дыбом, верно, Беатриса? Внезапно та половина, что с головою, открывает глаза и начинает бубнить, как заведенная: "Ты должен меня спасти… Ты должен меня спасти…" Я опять остолбеневаю, глядя на говорящего покойника. "Попытаюсь, – отвечаю, – помочь, любой врач дает клятву спасать жизнь человека". – "Я не человек, – изрекает рассеченный надвое. – Белковоподобный самовоспроизводящийся автомат. Из других миров и времен". Прямо так и заявил, Беатриса. "Чудесно, – говорю, – за последние полвека мы, земляне, избалованы визитами небожителей, правда, спасать никого не приходилось". Попросил он для начала соединить его расчлененный организм. Ухватился я за нижнюю половину (он был в эластичном комбинезоне и высоких сапогах) и поволок к верхней, удивляясь легкости плоти. На срезе она была бескровной, мраморно-белой, а внутри – вместо сердца, легких, кишок и прочей требухи – фосфоресцировали загадочные кристаллы, трубки, колбочки, соединенные попарно шарики. Вскоре разглядел и лицо пришельца: удлиненные скулы, благородной лепки лоб. Особенно выделялись глаза – непомерно большие, как бы гипнотизирующие. А голову венчал прозрачный изящный колпак, в нем роился туман, испещренный синеватыми блестками, будто там томился в неволе заколдованный свод ночных небес. "Теперь проследуй в навигаторскую, – сказал небожитель, когда тело было соединено. – Задействуй под центральным экраном вторую плату справа в нижнем ряду, как укажет стрелка. Больше ничего не трогай". Тут возникла в воздухе светящаяся зеленоватая стрела и пошел я вслед за нею… Скажу одно: достаточно было взглянуть на плавающие в пространстве навигаторской разноцветные трехметровые кристаллы, чтобы убедиться: к Земле-матушке колесообразный корабль не имеет отношения.

Когда же вернулся, выполнив наказ, пришелец сказал: "Запомни, я на вашей планете – не по своей воле. Мой светолет потерпел аварию в гравитационном вихревороте и оказался отброшенным в прошлое на полторы тысячи лет. Не беспокойся, вреда не принесу. Когда спасешь меня окончательно, я устраню эти незначительные повреждения, – он указал на разлом, – и отбуду в свои миры и времена. Если пожелаешь, и тебя приглашаю с собою, – награда за помощь в беде". Я поблагодарил небожителя из далекого будущего и поинтересовался, что означает окончательное спасение. Оказалось, я должен был на протяжении 34 часов время от времени задействовать определенные приборы в навигаторской. "Теперь отключусь на тридцать семь минут, – сказал он. – И воссоединюсь с самим собою – адаптационно-регуляторным тридцатимиллиардновариантным автоматом. Надеюсь, ты не покинешь меня и выполнишь третий закон вселенского содружества, который гласит: "Разумный, спаси разумное". И пришелец закрыл глаза.

Я выбрался из трубы, увидел земные звезды, Луну, черную стену леса неподалеку. Посмотрел на часы: около четырех утра. До отлета в Вашингтон оставалось меньше пяти часов, да еще дорога по ночному лесу съест не меньше часа… Не стану лгать, что я долго терзался, как поступить. Если бы речь шла о человеке, я, естественно, пренебрег бы приемом в Белом доме. Но жертвовать славой и престижем ради какой-то белковоподобной говорящей куклы?.. Она и без меня, небось, самовоспроизведется, подумалось мне, пусть не за 34 часа, а за 100, какое имеет значение… Завел джип и уехал. Берсенев замолчал.

– Занятное приключение, – с трудом вымолвила я. – Хотите чаю?

Он по-прежнему молчал, блуждая где-то в лабиринте своего прошлого. Наконец, заговорил:

– На Ямайку вернулся через месяц – уже с мировою славой. И опять наведался к окаменевшим динозаврам. В полной уверенности, что пришелец давно помахал землянам ручкой. И что же обнаружил на месте огромного корабля? Полуразвалившийся остов. Бурый, трухлявый. Осыпающийся при малейшем прикосновении, как пепел. На том месте, где я оставил пришельца, виднелась горка тлена. Зато кругом разросся какой-то невиданный ползучий кустарник с шипами и жирными листьями, его ветви пронизывали останки корабля. А когда кончился в декабре сезон дождей – вообще не осталось следов. Никаких. Стена кустарника соединилась со стеною леса, словно так было со времен Адама и Евы… Ну а потом эта история с чексами, которая отняла у меня и славу, и свободу. Хотя как генетик я ни в чем не повинен, ибо только в безумии можно было затеять такой опыт.