Александр Громов - Первый из могикан

— В кино видел.

— Ага, в кино! В историческом фильме небось? Бабское вранье. Не было никогда никакого смога.

— Это почему же не было?

— Потому что миф это древнегреческий! Ну ты сам посуди: вот, скажем, ты оказался у власти. Да-да, именно ты. Или он, или я, или вот они… — Гриша замахал руками, указывая то на дядю Леву, то на Тамерлана, то на Ваню Динамита с Гойко Молотилкой. — Мы что, полные кретины? Нам что, надо всего побольше и даром? И за это мы готовы потравить все на свете и сами дышать всяким дерьмом? А после нас хоть потоп, да?

— Так насчет потопа — это мужик сказал, и как раз облеченный властью. Король вроде.

— Ерунда! Это его шлюха сказала, а она безмозглая была, потому что бургундское тянула, как помпа. Пропила мозги. Ее так и прозвали — Помпа Дура.

— Ты это где вычитал? — поинтересовался дядя Лева.

— Между строк! Уметь надо. Бабы нам врут, и дураки уши развешивают, а умные люди подвергают все сперва сомнению, а потом анализу…

— Может, поделишься опытом, аналитик? — Дядя Лева прищурил глаз. — Обучи методу, а?

— Да запросто! — Разгорячившийся Гриша не почуял сарказма. — О ней вот что написано: уродина, притом костлявая. Померла опять же еще не старой. Умному достаточно: хронический алкоголизм! А тому парню, королю, прямая выгода, коли не брезглив: накачал эту Помпу винищем — и раскладывай ее как хочешь, ей уже все до Первоматери. Он над нею шутки шутил: напоит ее вдрабадан, нальет ей в тарелку вместо супа воды с лягушками, прямо из пруда, так она их ловит и ест — во, думает, какие фрикадельки шустрые… Не веришь?

— Верю, — сказал дядя Лева, пряча усмешку. — Кстати о лягушках. Ты за мясом смотришь, мифотворец?

Гриша потрогал мясо:

— Не, еще рано. Пусть повисит.

— Тогда иди еще веток наломай. Далеко не отходи, н о и быстро не возвращайся. Осознал задачу?

— Нет.

— Надоел, — пояснил дядя Лева. — Балаболка. Иди, иди. В ушах от тебя звенит.

— А почему я?

— Потому что правило забыл: о хлебе, соли, выпивке и раскладывании баб — молчок. Был уговор? Был. Шагом марш.

Обиженно кряхтя, Гриша поднялся с подстилки из лапника, кряхтя, перелез через сугроб и скрылся из виду. В последние месяцы он все делал кряхтя — никак не мог приспособиться, хоть и был самым молодым среди беглецов. Остальные, кто выжил, давно заматерели, привыкли к таежной жизни, обросли дремучими бородищами и органично вписывались в окружающую среду. Выдержали лютую зиму, и это главное. А весны не увидят. Весна в эти края приходит в конце апреля, и увидит ли ее хоть кто-нибудь — большой вопрос.

Третий день держалась оттепель. С хвои капало в просевшие сугробы, а иногда с какой-нибудь грузно провисшей под тяжестью снега пихтовой лапы с шумом рушился подтаявший пласт. Мокрая овчина непогоды плотно легла на тайгу. Облака прекратили бег, прижались к земле, смешались с туманом. Мир съежился. Видимость — двадцать шагов.

Хорошо еще, что догадались заготовить впрок большой запас топлива. Очень пригодилось. В такую погоду инстинкт самосохранения не велит далеко отходить от лагеря, а все сушины поблизости давным-давно спилены. В промерзлом зимнем дереве почти нет соков, и, спиленное сонным, но живым, оно может дать пищу обычному костру «шалашиком», а все же не нодье.

Пора бы снова на охоту — добыть кабанчика, а то и лося. Можно взять и медведя, если отыщется еще одна берлога, благо опыт уже есть. Из того, что добыли на прошлой охоте, уже почти все засолено и прокопчено. Нужно заготовить много мяса, очень много, не брезгуя ни волком, ни филином, ни росомахой. Все сгодится. Зайчатина и тетеревятина — ну, это просто деликатес. Оружия достаточно, боеприпасов пока хватает. А попробуй выйди на промысел, когда ни зги не видно! Ясно, что ничего не добудешь, да еще вернешься ли сам? Сомнительно.

Зато вероятность, что в такую погоду над головой протарахтит, буравя ротором воздух, вертушка, — ноль целых ноль десятых, а значит, можно не слишком прятаться. Вполне позволительно разжечь нодью и поваляться возле нее на подстеленных еловых лапах. Тут и спать можно. Даже лучше, чем в надоевшей землянке на надоевших полатях под вечным пологом сизого дыма, лениво вываливающегося через продух в кровле.

Оно, конечно, пролетающий над облаками самолет, оснащенный тепловизором, засечет нодью куда надежнее, чем коптильню или топящийся очаг в землянке, — ну так что же? Засечет, значит, судьба. И еще не факт, что печальная: мало ли кто ночует в тайге, совсем не обязательно беглые эксмены. Кто вообще станет организовывать поиск с воздуха? Чего ради?