Александр Громов - Первый из могикан

Чего-то ждали. Вероятнее всего — последнего масштабного бунта, чтобы окончательно отучить эксменов слушаться не тех, кого надо, вычесав из их массы реальных и потенциальных главарей, как из собаки вычесывают блох. Не беда, если пропадет немного шерсти. И Ольга Вострецова ждала того же. Конечно, крутые меры необходимы! Дело не доведено до конца, порядка нет, состояние какое-то половинчатое, ни туда ни сюда… Власти решили пока выжидать, предоставив эксменам самим сунуть голову в петлю? Пожалуйста! Ольга считала это тактической ошибкой, но признавала, что стратегически курс выбран верно: додавить рабов! Чтобы после преподанного урока никто из них еще сто лет не вздумал пикнуть!

На конвоирование и охрану рабочих бригад полицию теперь посылали редко — эту роль взяли на себя девчонки из добровольческих формирований, отличавшиеся куда меньшей выдержкой, так что любо-дорого было посмотреть, как эксмены по-рачьи едят глазами начальство, одновременно втягивая головы в плечи. В основном служба заключалась в патрулировании улиц — все как прежде, только не по восемь часов, а по двенадцать.

Сюрпризы — ежедневно. И все-таки рутина.

Ольга по-прежнему отсыпалась в участке. Один из кабинетов, ныне превращенный в комнату общежития, давал приют ей и еще трем временно бездомным девчонкам. Раскладушки, тумбочки, вешалка, большое зеркало, общая косметика и индивидуальные сексаторы. Стопка старых журналов. Волосатый кактус на подоконнике. Выцветшие занавесочки. Пыль, которую некогда стереть.

И странное словосочетание: очередь на предоставление жилища. Зачем? Чтобы приходить со службы в пустую квартиру, не согретую кем-то, кто дорог и необходим?

Как пусто… Как странно и пусто!

Мир обманул: казался солнечным, многообразным, пронизанным мириадами тончайших взаимосвязей, таинственно-непостижимым, а на поверку оказался шокирующе примитивным, грубым, плоским. Прежде Ольга боялась выглянуть за пределы своего служебного мирка, намеренно сводя безумную сложность окружающего мира к упрощенной модели, не нарушающей душевного комфорта, и мама ворчала, не желая, чтобы дочь добровольно зашоривалась и закукливалась в самодельный кокон. Мама от души хохотала, когда Ольгу не взяли в секцию гимнастики из-за недостатка какой-то там выворотности, и требовала повторить на бис это замечательное словечко, и по-доброму утешала, собирая поцелуями детские слезы, и подсовывала интересные книжки. И всерьез расстраивалась, видя, что стезя дочери не слишком-то интеллектуальная. Бывало, мама дразнила ее Пустоглазкой, на что Ольга очень сердилась. Мама была не права: глаза дочери и тогда видели то, что делается вне кокона.

Но то была аберрация зрения. Теперь это выяснилось совершенно точно. Пугающая сложность оказалась иллюзией. На самом деле мир прост, груб, убог и сер даже при ярком солнце. Он управляется примитивными законами, а жизнь скучна и бессмысленна. Не будь страха смерти, она прекратилась бы сама собой.

Учеба могла бы отвлечь, но возобновить занятия на заочном отделении обещали не ранее октября. Ничего выдающегося не происходило. Соревнования по десятиборью?.. Да какие теперь, к Первоматери, соревнования!..

«Роди ребенка, — посоветовала Ольге психолог отряда, по своему почину затащившая ее к себе в каморку. — Сейчас постарайся продержаться сама или заведи себе интимную подругу, а как жизнь станет немного поспокойнее, так и выбирай семя от любого производителя, благо Банк уцелел. Поверь, смысл жизни в том, чтобы заботиться о ком-то…»

Хорошенькое дело! А если родится младенец-эксмен — о нем тоже заботиться? Во-первых, не позволят, а во-вторых. это. наверное, противно… Тошно нянчить и больно отдавать. Вот если бы Ассамблея приняла закон о коррекции пола первого же ребенка, а не четвертого, зачатого после рождения трех эксменов, — тогда другое дело!..

Маме повезло: Ольга была у нее первой и единственной, а потом врачи запретили ей рожать. Совсем редкий случай. Счастье, можно сказать. Тяжело ведь вынашивать ребенка, уже зная, что зачат мальчик и что его таки сначала придется родить, прежде чем повторить попытку. Даже не испытав такой судьбы, все равно понимаешь: тяжело.

Ноша. Плата. Верига. Без такой тяжести не было бы скандальных преступлений, связанных с сокрытием от государства младенцев-эксменов, и соответствующей уголовной статьи.

Но это путь настоящего человека. Никто ведь не обещал, что он будет легким. Это плата за настоящее и будущее, за вечность человечества на Земле!