Георгий Левин - Жизнь на обочине

Появился ещё один спутник осени. Простуда с насморком и кашлем. В нашем бомбоубежище этот глубокий кашель, разрывающий внутренности был слышен постоянно.

Как-то вечером Митяй принимал от меня ежедневный оброк. И вдруг резко закашлялся. Он прикрыл платком рот. Долго и судорожно кашлял. Откашлялся. Митяй вытер набежавшие слёзы. Отнял платок от лица. Тогда и успел заметить необычное. На платке были два алых пятнышка крови. В этот день ничего не понял. Выяснилось всё вечером следующего дня. Двери в покои Митяя открыла женщина. Она отступила в сторону и пропустила меня к Митяю. Он встретил меня лёжа в кровати. Уже одно это было необычно. Но его лицо белое как мел с нездоровым румянцем на щеках озадачило меня. Всё это было на фоне белого белья. У Митяя была настоящая постель с бельём. Роскошь! Её и позабыл. Давно уже не видел. Но об этом не думал. Смотрел на осунувшееся лицо Митяя. Он выглядел очень плохо.

И потекли тяжёлые дни. Болезнь то отступала. То наступала. Ежедневно я приносил положенную с меня плату и задерживался у постели Митяя. По его просьбе и мы разговаривали. Темы были разные. Обычно говорили о жизни. Старательно обходили нашу сегодняшнюю. В основном вспоминали ушедшую жизнь. Но однажды Митяй сам прервал наш разговор. Он внимательно посмотрел на меня. Болезнь заострила черты его худого лица и только глаза горели странным внутренним огнём. Они казались огромными и печальными. Как на иконах. У святых. Молча, выдержал его взгляд. Смотрел в его глаза. Митяй сам отвёл взгляд от меня. Устремил его в потолок и заговорил тихим голосом:

— Не знаю почему? Но мне хочется рассказать тебе о том, как я в последний раз увидел "Святого". Об этом не говорил никому и никогда. Но хочу, что бы хоть один человек во всём мире знал причину. Почему я добровольно изменил свою жизнь. И сейчас живу здесь. Среди нищих и бездомных. Это случилось пять лет назад.

Тогда я жил в большом доме не далеко от Москвы. Две пожилые женщины кухарка и домработница приходили и вели моё хозяйство. Этот дом находился под круглосуточной охраной. Ещё в нём жили трое. Мой телохранитель-водитель, мой советник и помощник. Эта охрана предназначалась не мне. Будучи одним из столпов своего мира, которому я оставался верен уже много лет в охране я не нуждался. За меня в любой момент могло ответить всё наше общество. Достаточно было кивнуть головой. Но я был хранителем "общака" всего нашего братства. Его и охраняли. Стерегли неусыпно. Жил, как и положено "законнику" не в роскоши и праздности. Два раза в год ездил в монастырь к Никону. Уже говорил тебе. Так теперь звали Фрола моего бывшего товарища по таёжной зоне. Он очень изменился. Когда-то здоровый мужик от постов и постоянного ограничения в пище высох и сгорбился. Да и лет ему было не мало. Но он весь светил каким-то глубоким внутренним светом. Мы подолгу разговаривали с ним. Нет! Не о прошлой своей жизни. А о людях. Их жизни и трудностях, которые встречаются им на пути. О брошенных детях и как помочь им. После этих встреч я чувствовал прилив сил и просветление души. Вот и жил от встречи к встрече. Говорить чем занимался? Не буду. Это тебе не нужно. Да и знать тебе этого не положено. Ты человек другой жизни. Другого мира. И мой рассказ не об этом. Летом того года, о котором рассказываю Никон умер. Все мы смертны. В моём возрасте, при моём образе жизни к смерти относишься спокойно. Знаешь главное! Убежать от неё невозможно.

Вот и проводил Фрола как брата. Мысленно пообещал, что встретимся там. Где уже много наших старых друзей и товарищей. Просил подождать меня и передать всем привет. В день, когда исполнилось 40 дней со дня смерти Фрола. А точнее в ночь накануне я проснулся среди ночи от ощущения того, что я в комнате не один. Нет! Я не испугался. Давно отучился бояться. Просто открыл глаза и вздрогнул. На краешке моей кровати сидел "Святой". Он не изменился. Был одет так же, как и тогда. Старая латаная сутана. Старая скуфья. Те же седые волосы спускались на седую бороду и синие бездонные глаза. Он улыбался своей кроткой улыбкой и смотрел на меня. Мне в глаза. И вдруг произнёс знакомым глубоким голосом:

— Пора о своей душе позаботится! Сын мой! Твоё назначение помочь обездоленным и нищим. Это твой путь! Спаси и помоги тебе Господь!

С этими словами он исчез. А я? Так и пролежал до утра. Не сомкнул глаз. Едва наступил рассвет, вскочил и занялся делом. Начал рассылать письма и телеграммы. Сделал то, что должен был сделать. Что бы исполнить предначертанное. Созвал сход.