Александр Громов - Защита и опора

Они росли - медленно, как настоящие пещерные сталагмиты. За восемь лет они выросли в среднем на три сантиметра. На них не капала богатая кремнеземом вода, и все-таки они тянулись вверх. Фома не сомневался в том, что сталагмиты живые.

Один был отломан - последствия давнего грубого эксперимента. С тех пор обломанный "пенек" оплыл, как огарок, а сам сталагмит, валяющийся здесь же, накрепко врос в скалу и как будто уменьшился в объеме. Фома не продолжил эксперименты - стеклянной рощи было жаль.

Он щелкнул ногтем по ближайшей "сосульке". Раздался мелодичный, долго не стихающий звук, и вся роща отозвалась на него печальным пением. Улыбнувшись, Фома сыграл на нескольких разнокалиберных сталагмитах, как нарочно растущих в ряд, "Чижика-пыжика". В ответ полились звуки - то ли симфония, то ли какофония, но приятная.

Он еще раз улыбнулся, вспомнив, как Нсуэ до судорог боялся приближаться к стеклянной роще, подозревая в ней жилище великого духа Гауа. А на поверку "жилище духа" обернулось просто поющим стеклом. Очень качественным, возможно, даже чистым хрусталем, непонятно почему живым. Как-то раз Фома выспал себе масс-спектрограф для продолжения экспериментов, но так и не понял, как с ним обращаться, а выспать инструкцию не сумел. Да и переменного тока напряжением 220 вольт взять было неоткуда, и в положенный срок деликатный прибор рассыпался пылью, как рассыпается все эфемерное.

Такова жизнь. Нельзя объять необъятное - руки коротки. У феодала и без научных экспериментов забот полон рот.

А Георгий Сергеевич, хоть и шел уже совсем на автопилоте, тупо уставившись себе под ноги, при слитном пении стеклянной рощи замедлил шаги, поднял в удивлении голову и немедленно исполнился блаженства:

- Как в большом зале филармонии...

Фома не ответил. В большом зале филармонии он не бывал ни разу: у студента-технаря подобных странных желаний не возникало. В малом зале - тем более не бывал. Куда охотнее он послушал бы "Пикник" или старую "Арию", но пока приходилось довольствоваться тем, что есть. Нетрудно выспать плеер с записями, но никакой феодал не станет таскать его с собой по Плоскости, наслаждаясь по пути музыкой. Разве что совсем глупый или тот, кому жить надоело. Даже "прокручивать" музыку в голове - и то вредно. Фома люто ненавидел попсовые мотивчики отнюдь не за убогость, а за прилипчивость. Куда там банному листу! Клей.

- О чем вы думаете, - спросил Георгий Сергеевич, продолжая прислушиваться к пению рощи.

- О том, что, если мы не отобьемся, меня посадят на один из этих кольев, - указал Фома на "сосульки". - Или придумают еще чего похуже.

Георгий Сергеевич удивленно потер подбородок.

- Странно... А я думал о Моцарте, Бетховене, Гайдне. Удивительное место. Почему вы мне ничего о нем не рассказывали?

Фома пожал плечами:

- А смысл? Тут не рассказывать, тут показывать надо.

Тонкая, почти невидимая летающая нить, противно извиваясь, проплыла против ветра опушкой стеклянной рощи, наткнулась на корявый куст, легко срезала его и полетела себе дальше. С той же легкостью она могла располовинить человека, Фома видел, как это бывает. Короткие, в полметра, нити, каких большинство, способны только поранить, двухметровых надо бояться всерьез, но попадаются и десятиметровые гиганты, режущие скалы. Эта нить с камнем не справилась бы, да и со стеклянным сталагмитом, пожалуй, тоже. Пусть летит, сволочь.

Почему-то вспомнилось, как давным-давно Георгий Сергеевич, тогда еще неопытный новичок на Плоскости, долго мялся, прежде чем спросить:

"Игорь, друг мой, я осмелюсь задать вам один деликатный вопрос. Если хотите, не отвечайте..."

"Ну?"

"У феодалов бывают профессиональные болезни?"

"А как же. Варикозная язва - это первое. Ну, еще болезни желудка. Все остальное от ловушек и подлянок. Ожоги, обморожения - это часто. Вляпаться в жидкую землю или угодить в черный провал - тоже, знаете ли, профессиональная болезнь, только скоротечная и фатальная..."

Но разве только жидкая земля и черные провалы? Если бы! Начнешь считать все виды смертельных ловушек - не хватит пальцев на руках и ногах. К счастью, половина из них встречается редко, однако не проходит и года, чтобы в феод не заползло извне что-нибудь новенькое. Плоскость велика и неистощима. А ведь каждая распознанная ловушка - это минимум одна жертва. Как бы иначе люди узнали об их смертельных свойствах?

Вот так и узнают. Учатся на ошибках. Как везде. Как и на Земле, кстати. Это же уму непостижимо, сколько народу перемерло, прежде чем выжившие уяснили, что шампиньон кушать можно, а сильно смахивающую на него бледную поганку - ни-ни! О рыбе фугу и говорить нечего. Не одни лишь боевые уставы "пишутся кровью", поваренные книги тоже. Разница с Плоскостью только в том, что у землян было время приспособиться, период ученичества в основном позади...