Михаил Пухов: Цейтнот

А пятно надвигается. Медленно, конечно. Скорость небольшая, самолетная.

Ощущение, будто все застыло, да и время почти стоит.

Но потом оно опять появилось. На последних километрах. Чужой корабль закрывает полнеба, зонд тормозит — то ли посадка, то ли швартовка. И все.

И я уже стою рядом с зондом в центре плоской равнины. Корабль-то круглый, но большой. Такой, что выпуклость не ощущается. Стоишь на плоской равнине, до горизонта метров сто или двести. И над головой звезды. Под ногами тоже звезды, только размытые. В обшивке отражаются, а она матовая, металл немного изъеден.

Когда видишь это, понимаешь, что время состоит из событий. Каждое пятнышко на обшивке — это след столкновения с пылинкой. Происходят такие встречи, скажем, раз в минуту. А сколько минут в миллионе лет?

Столько, что обшивка сплошь матовой стала. Я стою, размышляю об этом, и нужно куда-то идти. И немного жутко. Старый звездолет похож на замок с призраками. Страшные истории рассказывают об этих кораблях.

— Что вы имеете в виду? — прервал я его. — Звездолет был мертв, вы сами об этом сказали.

Он тронул пальцем шрам на лице.

— Нет. Жизнь всегда остается. Такой звездолет — это целая искусственная планета. Своя атмосфера, своя флора, своя фауна. Там живут не только микробы. Центр корабля занят оранжереями. Но это не заповедник прошлого. Жизнь на покинутых кораблях миллионы лет развивается без помех. Эволюция идет зигзагами, плодит чудовищ. Так говорят. Кстати, не будь этого, наша находка не представляла бы интереса.

— Почему?

— Кораблей Пятой культуры найдено много. Они почти одинаковы. Но эволюция на каждом из них шла по-своему — клад для биологов! Я стоял на поверхности корабля и не мог сообразить, где искать вход. И пошел наугад, и мне повезло.

— На вас напали чудовища?

— Нет. Просто я посадил зонд в нужное место. Я сделал всего несколько шагов, и металл подо мною задрожал. Ускорения не ощущалось, но звезды исчезли, стало темно и огни зонда тоже скрылись из виду.

Потом вспыхнул свет. С трех сторон меня окружали слепые стены.

Четвертая стена была прозрачной.

Собственно, дальше я мог не идти. Нашу маленькую Олимпиаду я и так выиграл. Чтобы вернуться, достаточно было остаться в подъемнике, и он вынес бы меня наверх. Но ждать я не стал. Торопясь, чтобы лифт не ушел, я шагнул внутрь корабля сквозь прозрачную стену.

— И на вас напали чудовища?

Он поморщился.

— Я вынул из кобуры пистолет и шагнул внутрь. План звездолета я знал.

Все входы соединены тоннелями с рубкой управления. Раньше я много читал о навигационных приборах Пятой культуры. Да и очевидцы рассказывали.

Мне хотелось увидеть это своими глазами. Профессиональное любопытство, если угодно. Главное было никуда не сворачивать. Особенно в переходы, ведущие вглубь, к оранжереям. До рубки было километра полтора. Воздуха в скафандре оставалось на два часа. Стены тоннеля, загибаясь, вели вдаль. Странные стены. Там ветерок дул вдоль тоннеля — слабый такой, почти неощутимый. Вентиляция или просто сквозняк. Но за миллионы лет этот ветерок такое сделал со стенами — никогда не поверил бы, если бы кто рассказал. Он все скруглил, загладил все неровности. Отполировал стены до блеска.

В общем, там было чисто и светло. Я вложил пистолет в кобуру и даже застегнул ее. Возможно, не так уж страшны эти старые звездолеты.

Никакого движения не замечалось даже в боковых ответвлениях — дорогах в глубь корабля. Я шел и размышлял о разных вещах. В основном о том, как попроще представить себе миллион лет. Задумавшись, я не заметил, как обстановка в тоннеле изменилась. Стало темнее, от сглаженных выступов потянулись длинные тени. И моя собственная тень извивалась впереди, на магнитном полу и стенах. Я брел неизвестно куда. Справа зияли отверстия боковых ответвлений. Незащищенный, я шагал по открытому месту, а из узкой черноты нор за мною кто-то следил.

Это было как наваждение — от тишины, полумрака, ритма шагов… Я остановился. Но впереди, сливаясь с моей тенью, шевелилось что-то черное, длинное.

Как толстая слепая змея, оно двигалось там, неуклюже тыкаясь в стены.

Оно меняло форму у меня на глазах, а потом размеренно закружилось, становясь вывернутым наизнанку смерчем с нацеленной на меня глубокой воронкой. Вращение замедлялось.

Отступать я не привык. Я вновь расстегнул кобуру и приблизился к черной воронке.

Она уже не вращалась. Как чья-то симметричная пасть, она застыла поперек тоннеля, и ее края сливались с его стенами. По внутренней поверхности воронки бежали концентрические волны.