Михаил Пухов - Звездный дождь

— Так. Масса телескопа тысяча тонн. Он распался на атомы. Ваш сверхбыстрый объект на атомы не распался. Следовательно, он был гораздо больше. Но мы уже пришли к выводу, что, наоборот, он был гораздо меньше. Противоречие.

— Жаль, — вздохнул Васильев. — А вдруг их было два?..

Лунолет развернулся кормой вперед. Аппарат затрясло — это заработал двигатель, изрыгая огненную струю, распарывающую ночь подобно прожектору. Потом внизу возникла освещенная площадка. Через секунду она скрылась из глаз, но в памяти остались надувные горбы палаток и несколько блестящих фигурок, копошащихся возле глубокой ямы диаметром в сотню метров.

Потом лунолет стоял на корме среди громадных камней, а Рыбкин с Васильевым вглядывались в темноту. Вдали из мрака выступала высокая скала, озаренная прожекторами. Лагерь и освещенная площадка прятались в тени, но ясно было, куда идти.

Потом они пробирались через нагромождение угловатых булыжников, светя себе фонарями. Потом дорогу им преградил человек в тяжелом скафандре высшей защиты.

— Дальше нельзя, — сказал он. — Радиация.

— Полагается вдвоем, — сказал селенолог. — Но поместимся. У вас такая легкомысленная одежда…

Они втиснулись в тамбур. Действительно, селенолог в своем тяжелом скафандре занял ровно половину объема, так что Васильеву и Рыбкину осталось по четвертушке.

Когда открылся внутренний люк, они прошли в палатку и сняли скафандры. Селенолог — его звали Черешин — оказался неожиданно миниатюрным. Не верилось, что это он только что занимал больше всех места. Рыбкин и то был крупнее, не говоря о Васильеве.

— Устал как собака, — признался Черешин. — Шесть часов в этой шкуре без перерыва. Но интересно.

— Я, вы знаете, тоже устал, — сообщил Васильев. — Не вахта, кошмар. Три ЧП в час.

— Но наше наверняка самое-самое, — сказал Черешин. — Чрезвычайное не бывает. Неизвестно даже, кого позвать, чтобы разобрались. Ядерный взрыв, но без цепной реакции. Да. Потом вам дадут скафандры, и вы сами посмотрите на воронку.

— Мы ее видели сверху, — сказал Рыбкин. — Вы могли заметить нас перед посадкой. Мы над вашими головами прошли.

— Ну, вверх мы не смотрели. И не видели ничего. Вы же беззвучно летели. И пролетели очень быстро.

— Забавно, — сказал Рыбкин. — Вы нас не видели, потому что мы пролетели очень быстро. Но, хотя мы летели очень быстро, мы все прекрасно рассмотрели.

— Не понимаю, куда вы клоните, — сказал Васильев. — Я, признаться, уже ничего не понимаю. Что за взрыв, вы определили?

— Нет. Картина такова. Есть воронка, сравнительно небольшая, но глубокая. Никаких следов упавшего тела. Похоже, его и не было. Химический состав вещества в воронке радикально отличается от обычного. Сплошные остатки расколотых ядер, почему я и говорю, что взрыв был атомным. Впечатление, будто почву облучали на ускорителе. И не чем-нибудь, а тяжелыми ядрами. Физиков позвать — умрут от радости.

— Как на ускорителе, — задумчиво повторил Рыбкин. — А не могли атомы упавшего тела разрушить атомы грунта? Не все равно, как их разгонять: ускорителем или так?

— Что значит «так»? — спросил Черешин.

— Товарищ Рыбкин считает, что в Луну на громадной скорости врезался чей-то межзвездный зонд, — пояснил Васильев. — Товарищ Рыбкин является экспертом по вопросам внеземных цивилизаций.

— Понятно, — сказал Черешин. — Ну в принципе… Я, конечно, не специалист… Но если скорость была действительно громадной… Скажем, тысячи километров в секунду… Возможно, это действительно решение. Другого я не вижу.

Он замолчал.

— Скоро нам возвращаться, — сказал погодя Васильев. — Подведем итог. Есть два варианта. Первый — это атомный взрыв. Во втором мы автоматически попадаем в ведомство товарища Рыбкина. С чем можно его и поздравить.

— Поздравлять меня рано, — возразил Рыбкин. — Дело в том, что меня такой зонд не устраивает.

— О, — сказал Васильев, — это уже интересно. Почему?

— Сейчас объясню. Из технической характеристики радаров легко получить нижний предел скорости зонда: около тысячи километров в секунду. Зная эту цифру и энергию взрыва, получаем оценку массы сверху: не более нескольких тонн. Это очень мало для зонда. И еще — почему он врезался в Луну? Неужели он летел вслепую? Что же это за зонд — просто кусок металла?..

— Еще счастье, что он столкнулся с Луной, — сказал Черешин. — А если бы с Землей?..

— С Землей? — задумчиво повторил Рыбкин. — А что? Отличная мысль.

Он немного помолчал и повторил: