Павел Шумилов - Давно забытая планета

Последний раз вызываю Кору и прошу позаботиться о Баке, пока меня нет. Иду по коридору к большой нуль-т камере. Только сейчас замечаю красную ковровую дорожку на полу. В первый раз вижу ковровую дорожку в космосе. Не смотрится она здесь, не гармонирует… Осматриваю конус снаружи. Ну, типичная летающая тарелка из старого фантастического фильма. Занимаю место в конусе, меня накрывают крышкой. Звякают по металлу инструменты. Прямо подо мной, спереди, сзади, по бокам семь иллюминаторов. Уголёк транслирует предстартовый отсчёт. Попрочнее берусь всеми лапами за специальные скобы.

Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один.

Ноль.

Бросает вверх, вниз, вверх, ой! Разворачивает, отрывает от скоб, бьёт об потолок, размазывает по стенке. И также неожиданно рывки и перегрузки прекращаются. В задней лапе зажата сорванная с пола скоба. Перчатка скафандра на передней лапе порвана. Кровь из разбитого носа и прокушенного языка заливает стекло шлема. Ощупываю себя, осматриваюсь. Остальное, вроде, цело. Сглатываю кровь, вылизываю языком стекло шлема. Ни один человек так бы не смог! Пол стал вертикальной стеной. Поднимаюсь, берусь за скобы, занимаю расчётное положение. Пол снова становится полом. Мой примитивный летательный аппарат управляется как дельтаплан — перемещением центра тяжести пилота. Смотрю на приборы. Высота уже 17 тысяч. В иллюминаторах — облака и земля. Включаю связь.

— Уголёк, у меня всё по плану. Тряхнуло сильно, но живой. Сориентируй перед сбросом флаер по вектору скорости.

— Флаер уже сброшен. С ним тоже всё в порядке. Он сейчас в сорока пяти километрах западнее тебя.

— Отлично. До связи.

Высота — двенадцать. Выпускаю тормозной парашют. Купол открывается сначала на четверть площади. Рывок не очень сильный. Выжидаю десять секунд и раскрываю парашют полностью. Хвап! Как воблу об стол! Аж дыхание перехватило. Из носа опять пошла кровь. Скорость падает — это хорошо. Всё по плану. Высота — десять. Ложусь на брюхо и любуюсь в иллюминаторы пейзажем. До пяти тысяч делать абсолютно нечего.

Высота — пять. Открываю маленький лючок, выравниваю атмосферное давление с наружным.

Четыре тысячи. Расстёгиваю скафандр на спине, освобождаю крылья.

Три с половиной. Тяну за рычаг, раздаются громкие хлопки, и крышка над головой уходит вверх. Точнее, мы с конусом проваливаемся вниз. Крышка медленно опускается на парашюте. Над головой голубое небо с редкими облаками. Приседаю и изо всех сил отталкиваюсь всеми лапами от конуса. В первый момент конус уходит вниз, но, облегчённый, тормозится сильнее, как будто прыгает на меня снизу, больно бьёт по хвосту и задним лапам, переворачивается и уносится, кувыркаясь, куда-то вверх. В ушах свистит ветер. Рулю хвостом. Однажды на такой скорости я поймал флаттер. Чуть-чуть раскрываю кончики крыльев. Полёт становится управляемым. Ухожу в сторону от парашюта и конуса, делаю горку, гашу скорость и раскрываю крылья полностью. Стаскиваю шлем скафандра, полной грудью вдыхаю местный воздух. Я сделал это! Я прямо с орбитальной десантировался на планету и остался жив! Вряд ли кто захочет повторить этот трюк.

Сообщаю Угольку об удачном завершении десантирования. Смотрю на планшет, определяю курс на шаттл. Мимо проносится флаер. Фонарь вмят внутрь кабины. Досталось бедному. Но главное — уцелел.

Ложусь на курс. До точки около восьмидесяти километров. Лечу быстро. Уже через полчаса подлетаю к храмовому комплексу или монастырю. За высокой стеной что-то отливает золотом. Снижаюсь. Нет, не может быть! Это памятник шаттлу. Золотой памятник на каменном постаменте. В натуральную величину.

Сажусь на истёртые каменные ступени. Обхожу вокруг, трогаю. Я был неправ. Это всё-таки не памятник. Это самый настоящий шаттл, покрытый позолотой. Золотыми листами в полмиллиметра толщиной. Стоит здесь тыщу лет.

Я опять ошибся. Мне опять не повезло. Но почему? Что я делал неправильно? Я же не виноват, что они тут из шаттлов монументы делают.

Идиот, — говорит во мне другой я. — Вот так и напишешь на их могиле: — Я не виноват. Подпись — руководитель экспедиции.

Взлетаю и лечу, куда глаза глядят. Флаер описывает надо мной широкие круги.

В посёлке жизнь бьёт ключом. Младший Барсучонок одел ошейник на привезённую из набега девушку. Старший обменял свою у Свинтуса на лошака. По этому случаю устроили попойку, Свинтус напился и проиграл Кроту четырёх овец, на которых тот выкупил у общества Лужу. Лужа тут же устроила безобразную семейную сцену, требуя себе ошейник, за что принародно была высечена и поставлена на ночь к столбу. Сандра обругала её и побежала проверять дела в бараках. Когда вернулась из бараков, рядом с Лужей у столба стояла Птица.