Юрий Мишин - Чекист

— Сидя сынок, сидя. Мы с тобой не на коллегии…

— Казимиров еще в больнице, товарищ генерал, врачи к нему не пускают. Соответственно и объяснить ничего не может. Неизвестно, что видел так сказать первоисточник. Поэтому пока прорабатываю параллельные версии. Похвастаться нечем.

— Да,…- задумчиво протянул Данилов, — похвастаться действительно нечем. И замолчал. Его толстые, тоже поросшие седыми волосами пальцы забарабанили по подлокотнику кресла.

— Я…

— Подожди! — прервал он. Продолжая что-то обдумывать, шеф встал, оставив меня сидеть и, прошелся по кабинету.

— Я думал, что ты это дело уже закончил, — как мне показалось не совсем искренне, объяснил Данилов.

— Закончил бы, но мешает состояние Казимирова. А без него никак.

— Так так. Вот дела… Ну да ладно.

Видно было, что ему надо на что-то решиться.

Генерал еще раз, неуклюже раскачиваясь, пробежался по кабинету из угла в угол и остановился напротив меня. Я встал.

— А не сообразить ли нам чайку, лейтенант, — вдруг оживился он. — А? Ты как, завтракал?

— Н-нет, товарищ генерал.

Когда я уходил, Алена еще спала после позднего возвращения с дежурства, а самому возиться на кухне мне совсем не хотелось.

— Тогда завтрак придется пропустить и возможно заодно с обедом, а вот чайком побалуемся. Согласен?

Гонять чаи с шефом, да еще в его кабинете? В рабочее время! Не сплю ли я…

Но шеф уже был у стола и, нажав кнопку селектора, с кем-то разговаривал. Я сообразил, что ничего не ответил на предложение генерала.

— Садись, чего вскочил, — генерал вернулся и вновь уселся в кресло. — Чай сейчас будет, а пока…, - он вновь ненадолго замолчал. — Бог с ним, с Казимировым. Поправится — другие разберутся. Народу у нас в управлении много, Сережа. А вот работать не с кем, понимаешь? Однако у меня к тебе дело, Муромцев. И дело серьезное. Можно сказать в некоторой степени даже интимное. Ты, — он вдруг стал буравить меня взглядом бесцветных глаз, — у нас не очень давно. Так ведь?

— Да, Василий Петрович, — я подумал, что весь облик генерала был какой-то однотонный. Светло-серый цивильный костюм-тройка. Почти того же цвета сорочка и модный полосатый галстук. Тоже серого цвета. Все это дополняла седая шевелюра, густой копной хаотически громоздившаяся у него на голове, и знаменитые рыбьи глаза. Не серые, а именно рыбьи. Бесцветные. То ли от рождения, то ли от старости.

— Если мне не изменяет память, то три года, — продолжил Данилов. — Отзываются о тебе не плохо. По образованию биолог, так?

— Биофизик, — сказал я смиренно.

— Тем лучше, поскольку в твоем новом задании это может пригодиться. Точнее наверняка пригодится. — Он подумал и добавил. — Еще точнее задание непосредственно связано с этими науками. Однако…, - генерал задумался, — а черт! Я ведь не специалист. Я, Сергей, филолог, арабская литература, понимаешь ли, — на двух последних словах он неожиданно изменил голос. И очень похоже. Потом вздохнув, неожиданно продекламировал:

«Однажды я старца увидел в горах, избрал он пещеру, весь мир ему — прах…». Саади. Хорошо а? Кладезь мудрости!

Мне были знакомы эти стихи, и я решился продолжить:

«Спросил я: „Ты в город, зачем не идешь? Ты там для души утешенье найдешь“. Сказал он: „Там гурии нежны как сны, такая там грязь, что увязнут слоны“». Это из «Гулистана».

— Однако, — поднял брови шеф. — Увлекаешься?

— Нет просто стихи хорошие. Вот и запомнились.

Я не стал рассказывать Данилову, что сборник арабской поэзии попал ко мне случайно. А увлекся я в основном рассуждениями Хайяма о вине, присутствовавшими в том же сборнике. Но стихи и вправду были хорошие.

— И то ладно. А вообще, — генерал неопределенно пошевелил в воздухе растопыренными пальцами, — чем увлекаешься?

— Вы же знаете, Василий Петрович, подводной охотой. К сожалению, постоянно нет на нее времени.

— Должен знать и вероятно знал когда-то, но успешно забыл. Работы много, а ничто человеческое даже мне, — шеф самодовольно засмеялся, — как говорится, не чуждо.

— Понимаю, товарищ генерал, — растерянно и не совсем в тему сказал я.

— Да нет, ни черта ты не понимаешь. Это я о деле уже, — пояснил он. — И я не понимаю и они, — Василий Петрович энергично указал в потолок.

Тут у меня вырвалось:

— Кто они?

— Не ерничай, — строго сказал шеф. — Слушай дальше.

Однако в этот момент открылась дверь, и генерал замолчал. Мария Ивановна молча, подкатила к нам сервировочный столик, уставленный разнокалиберной посудой. Затем разлила по красивым фарфоровым чашкам чай, строго посмотрела на шефа, еще более строго на меня и бесшумно вышла. Я взглянул на столик. Кроме чая и полагающихся к нему сливок с сахаром, там было еще печенье, нарезанный тонкими, полупрозрачными ломтиками лимон и большая тарелка бутербродов. С колбасой и сыром. Вероятно из нашего буфета.