Нэнси Кресс - Нексус Эрдманна (сборник)

Я не думаю, что она сумеет найти подпольных ученых, что бы там ни рассказывал ей Мак-Хейб. Не думаю, что, выйдя Наружу, она сможет заразить сколько-нибудь значительное число людей. Не думаю, что она пройдет большое расстояние, прежде чем ее схватят, вернут сюда или убьют. Она не может изменить мир. Он слишком старый, слишком устойчивый, слишком злой. У нее ничего не получится. Нет на свете силы мощнее разрушения.

Я собираю вещи, чтобы идти с ней.

Впервые демон явился к ней на галерее, опоясывающей замок Хивер. Она вышла сюда, чтобы проводить Генриха. Вот он там внизу, величественный на своем огромном боевом коне, хотя ног коня и не разглядишь за пылью, поднятой лошадьми свиты. Но сам Генрих виден отчетливо: привстал в стременах, полуобернулся, шарит глазами по окнам замка, хочет убедиться — против света, — что она смотрит ему вслед. Отвергнутый поклонник, уезжая, любуется через плечо эффектом, который сам же и вызвал! Она без труда представляла себе выражение его маленьких голубых глазок, выглядывающих из-под курчавых золотисто-рыжих волос. Мрачные глаза. Пронзительные. Не ведающие пощады.

Анна Болейн не шевельнулась. Пусть себе уезжает. Она ведь и не хотела видеть его здесь, в Хивере, и не звала сюда.

Но едва она отвернулась от окна галереи, в дальнем углу мелькнула яркая вспышка. Демон!

Демон весь состоял из света, что и неудивительно: разве Сатану не называют еще и Люцифер — светоносный? Удивительнее, что демон оказался квадратным, — безупречный квадрат света, какого она никогда не встречала. Анна осенила себя крестным знамением и сделала шаг вперед. Световой квадрат полыхнул еще ярче и тут же погас.

Анна застыла, не шевелясь. Нет, она не испугалась, ее вообще было нелегко испугать. Тем не менее, она вновь перекрестилась и прочла молитву. Нежелательно, если демон вздумает обосноваться в Хивере. Демоны могут оказаться опасными.

Впрочем, как и короли.

Лемберт отвлеклась от своего пульта и обратилась к Калхейну:

— Современники утверждали, что она ведьма…

— Ну и что? — откликнулся Калхейн. — В шестнадцатом веке каждую влиятельную женщину считали ведьмой.

— Нет, тут серьезнее. Ее записали в ведьмы до того, как она стала влиятельной. — Калхейн не ответил. Лемберт, выдержав паузу, добавила тихо: — Уравнения Раволи по-прежнему указывают именно на нее…

Калхейн еще помолчал и наконец выдохнул:

— Дай-ка я посмотрю.

Перейдя небольшую голую комнатку, он приблизился к пульту Лемберт. Та придала устойчивость изображению в центральном квадрате. Пульт моментально как бы вытянулся от пола до потолка колонной квадратов, сцепленных друг с другом: одни из них были вещественными, существующими в реальном времени, другие — лишь голографическими симуляциями, а третьих, по сути не существовало вообще, ни во времени, ни в пространстве, хотя догадаться об этом было нельзя. В квадрате фокусировки значилось:

ОТДЕЛ ПЕРЕБРОСОК ВО ВРЕМЕНИ

ОБЪЕДИНЕННАЯ ФЕДЕРАЦИЯ ВЕРХНЕЙ СЛИБЫ,

ПЛАНЕТА ЗЕМЛЯ

В ФОКУСЕ: АННА БОЛЕЙН

ЗАМОК ХИВЕР, ГРАФСТВО КЕНТ, АНГЛИЯ, ЕВРОПА ГОД 1525, 645:89:3

КРАТКОСРОЧНОЕ РАЗРЕШЕНИЕ ЦЕРКВИ СВЯТЫХ ЗАЛОЖНИКОВ № 4592

В рамке квадрата временного прыжка виднелось лицо молодой девушки: темные волосы чуть выбиваются из-под чепца, рука замерла возле тонкой длинной шеи — похоже, крестится.

Лемберт заметила для себя и про себя:

— Сама-то она считает себя доброй католичкой…

Калхейн вглядывался в изображение. Голова его, в связи с недавним назначением на пост начальника отдела, была выбрита до блеска. Лемберт отметила, что он принял свое назначение, как ненадежную свеже-пересаженную ткань, которой грозит отторжение, посчитала это по-своему трогательным и уточнила:

— Вероятность, согласно уравнениям Раволи, составляет 0,798. Что определенно указывает на ключевую роль…

Калхейн втянул щеки, на которых еще не высохла должностная окраска, и откликнулся:

— У того, другого, тоже ключевая. Думаю, надо посоветоваться с Бриллом.

Камеристки наконец ушли. Ушли все — священники, врачи, придворные, няньки, — ушли и забрали с собой младенца. Даже Генрих ушел — куда? Играть в карты с Гарри Норрисом? Развлекаться с новой любовницей? Неважно: главное, что ее наконец оставили в покое.

Девочка!

Перекатившись на постели, Анна замолотила кулаками по подушке. Девочка! А не наследник престола, не принц, в котором нуждалась Англия, но еще более она, Анна Болейн. Девочка… И Генрих относится к ней прохладнее с каждым днем, ей ли не чувствовать: он больше не хочет ее, не любит ее. Он бы, конечно, продолжал спать с ней — о, никаких сомнений, — если бы это обещало ему сына, но ее собственная страсть иссякала. Нет, иссякла. Страсть, которую она сама ненавидела, презирая себя за чрезмерный пыл, но и не таила ее от Генриха: раз уж такова натура, то глупо не пользоваться этим, чтобы и в Генрихе страсть полыхала снова и снова… Но ее страсть уходила, нет, ушла. Она все еще королева Англии, но уходит и власть, как Темза в час отлива, и она, Анна, не в силах предотвратить потерю власти, как не в силах остановить отлив. Единственное, что могло бы сохранить ей власть, — рождение сына. А она родила дочь. Здоровенькую, крепенькую, с рыжими кудрявыми волосиками, как у Генриха, — но дочь! Девочку, а не мальчика…