Ариадна Громова - По следам неведомого

- Фламмарион - талантливый мечтатель, - ответила Маша, а Циолковский и вовсе фантаст. Нет, я говорю не о межпланетных полетах - тут спорить просто смешно, когда мы вот-вот посетим Луну. Но зачем внушать себе несбыточные мечты о встрече с разумными существами? Ведь это же размагничивает! А если никого там нет?

- А если есть? - возразил я. - Все-таки, Маша, недаром люди еще с давних времен верили в то, что обитаемых миров множество. Вот смотри - Фламмарион цитирует то, что говорил Лукреций почти два тысячелетия назад: "Весь этот видимый мир в природе не единственный, и мы должны полагать, что в других областях Вселенной есть другие земли, другие существа и другие люди". И послушай, как горячо соглашается с этой мыслью Фламмарион: "Если волны созидающей материи в тысячах различных видов проносятся по океану беспредельного пространства, то неужели их плодотворности хватило только на создание земного шара и его небосвода? Нет и нет!" Люди всегда об этом думали; А теперь есть и доказательства.

- Ну, доказательств, положим, все же нет, - тихо заметила Маша.

- А вспышки на Марсе? - воскликнул я. - Ну, пусть вся гималайская история имеет какое-то другое объяснение, - а вспышки?

Да, вспышки - это было действительно очень интересно! Еще до отъезда Соловьева на Марсе произошла новая вспышка; недавно, с интервалом в 40 дней, она повторилась. Наблюдались эти вспышки в той же местности, где и те, о которых мне рассказал Соловьев при первой встрече, но по характеру отличались от них. Они были более длительными, чем первые, продолжались по 3-4 минуты. Они смещались по экватору в "сторону вращения планеты. Им сопутствовало сильное инфракрасное излучение. И, кроме того, оба раза, минут через пятнадцать после этих вспышек, у другого края экваториальной зоны возникали неподалеку друг от друга более яркие и короткие вспышки. Искусственное происхождение этих вспышек казалось еще более несомненным. В обсерватории с нетерпением ждали возвращения Соловьева и неустанно следили за Марсом.

Маше я уже рассказывал об этих новых наблюдениях. Тогда она промолчала, а теперь неожиданно оказала:

- Да ведь это могут быть просто извержения вулканов!

Я не рассердился только потому, что прекрасно помнил, как совсем недавно сам задал подобный вопрос Соловьеву. Однако я не стал допрашивать Машу - не является ли она сторонницей теории Мак-Лофлина, - а просто начал объяснять ей, почему это не может быть извержением вулкана.

- Вот послушай, Маша, - говорил я. - Во-первых, что это за вулканы, которые действуют так строго периодически? Где ты видела такие?

- Не видела, но знаю! - торжествующе оказала Маша. - А вулкан Стромболи в Средиземном море?

Черт бы побрал этот вулкан, я о нем созсем забыл! А ведь еще в детстве про него читал!

- Ну, допустим, - продолжал я, несколько смущенно. - А почему же именно в предрассветные часы? Ведь эта новая серия вспышек выглядит совсем иначе - по периодичности и так далее, - а происходит опять-таки в предрассветное время?

- Этого я уж не знаю. Я же не изучала ни Марс, ни вулканы. Может быть, просто совпадение? Ведь может же быть такое?

- Слишком много совпадений! - недовольно сказал я. - А почему эти вспышки смещаются вдоль экватора? A почему вслед за ними в другом месте возникают разбросанные яркие вспышки? Нет, серьезно. Маша?

Маша пожала плечами.

- Что ты меня спрашиваешь? Я ботаник, а не астроном. Так что же, ло-твоему, происходило на Марсе, если не извержение вулкана?

- Ну, я бы сказал, - осторожно ответил я, - что эти вспышки больше всего похожи на испытание какого-то мощного оружия. Поэтому они и производятся перед рассветом, вдали от населенных пунктов, в экваториальных пустынях.

- Атомные бомбы, да? - Маша усмехнулась, потом задумалась. - Нет, Шура, ты фанатик. Я даже не подозревала, что ты можешь быть таким. Словно какой-то чужой человек со мной разговаривает...

Я молчал. Мне ведь тоже было трудно поверить, что это Маша, смелая, веселая моя подружка, так говорит со мной...

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Письма от Соловьева стали приходить все чаще. И в каждом сообщались вещи, глубоко волновавшие меня.

Первое подробное письмо пришло из Дарджилинга.

"Лакпа Чеди встретил нас не очень-то радостно, но мы и не рассчитывали на восторженный прием, - писал Соловьев. - Вся эта история с талисманом даже у человека, свободного от суеверий и мистических страхов, должна была бы вызвать болезненное чувство. За год с небольшим - две смерти в семье да еще гибель двух европейцев... Узнав, зачем мы пришли, Лакпа Чеди даже голову пригнул от ужаса. А в глазах Нимы выразилось такое отчаяние, что у меня сердце защемило. Тем более, что по вашим рассказам я представлял их себе очень ясно и встретился с ними, словно со старыми друзьями. Мак-Кинли долго уговаривал шерпов, объясняв им с большим знанием дела, что этоне храм, что все это не имеет на самом деле ничего общего с религией, но мало преуспел. Да и вообще это была, на мой взгляд, попытка с негодными средствами. Для шерпов за этим стоит и родовая легенда, и мрачный, монах, охраняющий храм, и чудеса, которые произошли на их глазах. В конце концов, Мак-Кинли переменил тактику и сделал очень простой и жестокий ход: он напомнил Лакпа Чеди, что тот все равно уже выдал тайну и подлежит смерти. При этих словах Нима упала яичком на пол, а Лакпа Чеди сжался, будто ожидая удара, и губы у него посинели. Мак-Кинли попал в самую точку, но я был зол на него. Я постарался смягчить действие этих жестоких слов и сказал, что на этот раз никто в экспедиции не пострадает, за это я вполне ручаюсь, так как у нас есть надежная защита.