Ариадна Громова - В Институте Времени идет расследование

— Это вызывалось необходимостью? — осведомился Линьков.

— Да как сказать… Никто нас, конечно, не заставлял… Но мы с ним занялись одной проблемой — наполовину в порядке личной инициативы… ну, вот и…

— Вы с ним? — переспросил Линьков. — То есть это была ваша совместная работа? Чем же тогда объяснить, что вы как раз последнее время реже оставались в лаборатории?

— Личные обстоятельства… — вяло пробормотал я.

— А Левицкий как к этому относился? Вы с ним не ссорились из-за ваших частых отлучек?

— Нет… но вообще мы с ним за последний месяц несколько отдалились друг от друга, — неохотно признался я.

Все получалось до крайности нелепо, и я это понимал даже в своем угнетенном состоянии. К чему эти категорические заявления насчет невозможности самоубийства, когда тут же выясняется, что мы с Аркадием за последний месяц мало виделись, даже в ущерб совместной работе, и что накануне смерти он вел себя довольно-таки странно, а я понятия не имею почему да еще и пытаюсь утверждать, что это-де вполне нормально. Я-то все равно был уверен, что Аркадий не мог покончить самоубийством, но если ничего не можешь доказать и все выглядит как раз наоборот, то уж лучше помалкивать. Конечно, Линьков тут же заметил, хоть и очень мягким тоном, что, возможно, за этот месяц в жизни Аркадия произошли какие-то неизвестные мне существенные перемены, и я ничего не мог по существу возразить. Объяснил только, что все же знаю Аркадия не первый год, да и этот последний месяц мы с ним работали вместе каждый день, а то и вечером, и я бы не мог не заметить, если что серьезное…

— Всякое бывает, знаете ли, — сказал на это Линьков. И, помолчав, спросил: — А вы с ним часто ссорились? Не только в последнее время, а вообще?

— Аркадий с кем угодно мог в любую минуту поссориться, в том числе и со мной. Он вспыльчивый, резкий; если что ему не понравится, он немедленно об этом доложит, без всяких церемоний, — в полном соответствии с истиной объяснил я.

— Нелегко вам, должно быть, с ним приходилось, — вежливо и как бы между прочим заметил Линьков.

— Я-то к нему привык. Вот те, кто его плохо знал, те иногда здорово обижались.

— Значит, у него было немало врагов, — задумчиво констатировал Линьков.

— Какие там враги! Ну, просто обижались на него люди, а потом проходило это. У нас ведь особые условия, они… ну, как-то сближают, всякие мелочи легче забываются, когда все заинтересованы работой.

— Значит, у вас создалось такое впечатление, — после паузы сказал Линьков, — что Левицкий нарочно затеял ссору, чтобы выставить вас из лаборатории?

— В общем, да, — неохотно подтвердил я. — Ни к чему придрался и, главное, ни с того ни с сего, будто спохватился в последнюю минуту, что нужно от меня отделаться.

— А он знал, что вы собираетесь остаться в лаборатории, или вы ему об этом сказали в последнюю минуту?

Вот именно, Аркадий не знал об этом, а как только узнал, начал на меня орать, что я ему все записи перепутал и что не будь у него дублирующих пометок в записной книжке, так я бы ему целый месяц работы погубил, что я это умышленно делаю, из мещанской злости, на которую он раньше не считал меня способным, но вот поди же… либо у меня мозги не тем заняты, чего он тоже от меня никак не ожидал. Это был довольно некрасивый намек на мои отношения с Ниной. Я, признаться, рассердился и тоже несколько повышенным тоном ответил, что насчет мещанских чувств, так чья бы корова мычала… ну, и так далее. Сейчас я был совершенно уже уверен, вспоминая эту сцену, что Аркадий нарочно старался меня посильнее разозлить, чтобы я пулей вылетел из лаборатории, и, конечно, своего добился. Но очень уж не хотелось объяснять Линькову насчет Нины и всего прочего, а потому я ответил неопределенно, что, дескать, точно не помню, но вроде бы я заранее не предупреждал Аркадия о своих планах на вечер.

— И, по-моему, он вовсе не сердился на меня, а просто хотел почему-то остаться в лаборатории один, — добавил я.

Линьков задумчиво поправил очки.

— Вы думаете, он кого-то ждал? Так я вас понял?

— Ну да… Только я абсолютно не представляю, кто мог прийти к нему в лабораторию вечером. Какие могли быть у Аркадия секреты от меня с нашими сотрудниками?

— Мало ли, — возразил Линьков. — А если он с девушкой хотел встретиться?

Я скептически хмыкнул. Уж это-то Аркадий нипочем не стал бы от меня скрывать! То есть имени он не назвал бы и все такое, но из мальчишеского самолюбия (которого у Аркадия всегда хватало!) непременно дал бы мне понять, что он свои дела устроил преотличным образом и не очень-то переживает из-за всей этой истории с Ниной.