Ариадна Громова - Глеги

Он сказал это без горечи, но Виктору стало так страшно, что захотелось кричать.

Он услышал глухой стук и не сразу догадался, что стучат в дверь медицинского отсека.

- Впусти меня! - крикнул Казимир за дверью. - Я подготовился!

Виктор открыл дверь. Казимир был в маске и в легком комбинезоне.

- Вот! Отсюда - в душевую, как ты требуешь. Там продезинфицирую и себя и комбинезон. Владиславу я уже сказал, чтоб он к душевой и близко не подходил. Пускай моется в шлюзовой кабине. Все!

- Почему не спишь? - спросил Виктор, тяжело опускаясь на сиденье.

- Я не устал. Вымылся, напился, наелся - и все в порядке. Хотим с Владиславом ехать в город, разговаривать с этими подземными жителями. Я уже подготовил словарик и грамматику.

- Так быстро? - удивился Виктор.

- А "Линг" на что? Он знаешь какой! Ну, словом, Владислав послал меня спросить благословения у Таланова. Хотя он, конечно, не будет возражать.

- Он спит, - сказал Виктор. - И вообще он болен. Поезжайте, конечно. И постарайся у них обязательно узнать, что это за болезнь, какой у нее исход, как передается инфекция. Может, у них есть лекарства против нее.

- Обязательно узнаю. Хотя не представляю себе, как это мы будем переписываться через стену.

- А почему они все-таки не выходят?

- Да вот боятся глегов. А мы даже не знаем, кто такие эти глеги и как они выглядят. Может, и нам их надо бояться. А ты что будешь делать?

- Я буду спать, - сказал Виктор. - Приедешь разбудишь. Очень хочу спать.

- Конечно, спи, - поспешно проговорил Казимир. - Ты устал как черт.

Виктор видел, что Казимир поглядывает на него с опаской, но ему было уже все равно. Он знал, что если хоть немного не отоспится, то не вытянет.

- Иди. Все в порядке, не бойся, - сказал он.

Он вернулся в изолятор, еле передвигая ноги. Юнг по-прежнему сидел не шевелясь и глядел в пол.

- Герберт, - тихо сказал Виктор. - Если я лягу спать, ты меня разбудишь через три часа?

- Конечно, - Юнг посмотрел на часы. - Через три часа - значит, в десять часов двенадцать минут я тебя разбужу. Можешь спать.

- А ты так и будешь сидеть? - спросил Виктор, ложась. - Если хорошо себя чувствуешь, попробуй заняться своими записями. Ты ведь хотел привести их в порядок.

Он еще успел увидеть, как Юнг молча поднялся и пошел к столу. Потом сразу заснул.

* * *

На этот раз беседовать было легче. Там, за стеной, уже подготовились к их приходу: расчистили большое окно, и за ним стояло четверо. Когда глаза немного привыкли к беловатой мерцающей полумгле, Казимир сказал:

- Нет, они, конечно, разные. Нам они кажутся похожими только потому, что сильно отличаются от нас. Как европейцу кажутся вначале похожими все японцы или китайцы. Посмотри. Вот этот, высокий, старик. А тот, позади, наверное, очень молод... или нет, это женщина... да, определенно женщина!

- Ну, что ты! - усомнился Владислав.

- Посмотрим, - Казимир продолжал вглядываться в странные птичьи лица тех, кто читал их письмо, прижатое к перегородке.

Окончив читать, они начали оживленно переговариваться. Их жесты и мимика были настолько своеобразны, что нельзя было понять, радуются они или огорчаются. Казимиру показалось, что они чем-то рассержены; потом он решил, что за стеной идет ожесточенный спор. Один из спорящих повернулся к астронавтам и начал что-то горячо говорить, потом вдруг умолк, открыв рот.

- Вспомнил, что мы просили писать, - догадался Казимир.

- Уж очень ты проницательный, - сказал Владислав. - Прямо ясновидец.

- Прочел бы ты столько их книг, сколько я за эти дни, тоже стал бы проницательным... Вот начали писать... Ну, конечно, это женщина! Чего смеешься? Женщины здесь носят высокие головные уборы, и одежда у них более яркая, чем у мужчин.

- Однако вид у этой дамы... - заметил Владислав.

- А ты представь себе, какими уродами кажемся ей мы, - усмехнулся Казимир. - С нашими толстыми носами и губами, с маленькими глазами, большие, неуклюжие... Ну, вот и письмо готово.

К перегородке приложили письмо. Казимир напряженно читал его, поглядывая в словарь, а Владислав смотрел на тех, кто стоял за перегородкой. Сейчас и он видел, что они разные. Даже глаза неодинаковые: у старика и у женщины большие, чуть посветлее, не то темно-зеленые, не то темно-коричневые, а у двух других - совсем темные, почти черные. Веки у них все-таки были - тонкие, как пленка, морщинистые, более темного цвета, чем все лицо, - но увидеть их удавалось лишь тогда, когда люди-птицы опускали глаза. Это были первые разумные существа, которых довелось видеть Владиславу. В первых двух полетах на неизвестные планеты он видел только ящериц да рыб и уж думал, что здесь будет то же. Люди-птицы тоже глядели на него, и он чувствовал себя неловко под этим напряженным неотступным взглядом.