Павел Гросс: Ягодка

Через пару часов капитан, в сопровождении рослого санитара, похожего больше на гориллу из Освенцима, нежели чем на творителя жизни, поднимался по пологой мраморной лестнице к этажу, специально отведенному для людей, подобных Александру Лисицкому... - Подождите, пожалуйста, - раздалось громким эхом в безлюдном коридоре. Капитан. Я буквально минут через пять позову вас. Санитар развернулся в сторону высокой, полустеклянной двери и через секунду, не говоря больше ни слова, исчез за ней. Василий достал пачку сигарет и, распечатав ее, закурил. Он повернулся к окну, размышляя лишь над некоторыми объяснениями обвиняемого: "Почему он говорит, что убивал и насиловал не он? Это ерунда! Правда, я еще ни разу за всю служебную деятельность не общался с настоящими маньяками... Хотя... Наверное, каждый преступник - немного маньяк. Маньяк... Да, тут без психушки, точно, не обойдешься!" Неожиданно он почувствовал, как чьи то, холодные, словно куски льда, руки коснулись его горла. От трудности положения капитан уронил изо рта недокуренную, дымящуюся сигарету, так, что она, падая, коснулась его правой руки и мгновенно обожгла своим адским тлением кожу. Кто-то стоял у него за спиной и теперь, сильно, до боли в кадыке, сжимал горло капитана милиции. Василия моментально охватило не понятно, откуда появившееся чувство страха. Нет, вернее, это был не страх, а нечто большее. Это был ужас, прошибающий все человеческое естество до костей. В охраняемой клинике кто-то подошел к нему со спины и теперь душил его, что есть силы. Он не мог сопротивляться этому грубому действию, понимая, что любое его движение может оказаться последним. Перо в бок и... не поминайте лихом друзья-приятели! Вдруг тот, кто стоит и молча душит его, вооружен чем-то более серьезным, нежели чем просто крепкие, костлявые руки. Еще мгновение и Василий начал терять сознание. Вот он уже падает на холодные ступени лестницы... - Капитан, - кто-то тихо прошептал. - Как вы сейчас себя чувствуете? Он приоткрыл глаза. В помещении сильно пахло нашатырным спиртом. Перед ним, словно из тумана начал вырисовываться женский образ, одетый во все белое. "Ну вот, - подумал капитан. - Наконец-то и ангелочки появились..." Он пригляделся, пытаясь сфокусировать зрение на говорившем. Это, конечно же, была женщина. Ну, кто еще может в больнице отхаживать потерпевшего? - Что со мной произошло? - прохрипел он. - На вас, товарищ капитан, напал один из буйных... Их у нас в клинике, кажется, человек пять. И все маньяки-убийцы... - Скажите, - продолжил милиционер с той же интонацией. - От вас можно позвонить? - Конечно, - отозвалась девушка. - Телефон в ординаторской. Василий сел, свесив ноги с высокой больничной койки, и вопрошающе посмотрел на свою собеседницу. - Ах, да! - улыбаясь, сказала медсестра. - Ординаторская - это соседняя с этой комната. Капитан набрал номер дежурного по отделению милиции, в котором он работал. После нескольких гудков ему ответил монотонный голос ответственного: - Тридцать седьмое отделение. Чем могу помочь? - Это Колесов беспокоит. Мои ребята на месте? - спросил Василий. - Трищ капитан, ваши на выезде. Здесь очередная мокруха... Они будут, в лучшем случае, к вечеру... - Спасибо, Молекуров. К вечеру я сам буду в отделении. - сказал Колесов и положил трубку обратно на аппарат.

Колесов обошел вокруг Лисицкого, сидящего на стуле без спинки со связанными при помощи длинных рукавов усмирительной рубашки руками. Он встал напротив обвиняемого, и немного наклонившись к нему, посмотрел в глаза убийцы. Черт подери, этот человек не мог быть тем, кем был на самом деле. Ясные голубые, прямой, словно форштевень парусника нос, впадшие скулы... Нет, может быть, он говорит правду? Хотя... - Ну что, Лисицкий, - тихо сказал капитан, присаживаясь на стул. - Может быть, снова попытаемся рассказать мне, что произошло в доме Зинаиды Конопской? - Вы знаете, - ответил маньяк. - Я уже не раз рассказывал эту историю. Если честно, у меня уже ломит язык от бесконечных повторов пройденного. Ответьте лучше вы мне: сколько можно пытать невинного человека? В этот момент милиционер напрягся. Можно было заметить, как играют его желваки, готовые в следующее мгновение вывалиться из скул. - Ты, что, - закричал он. - Хочешь сказать, что ничего не делал? Урод таки какой-то... Я сам заломил тебе руки в тот момент, когда ты, негодяй, жег при помощи паяльной лампы собственные трусы, пытаясь тем самым, замести следы изнасилования дочери! Лисицкий в ответ только улыбнулся и закрыл глаза, не обращая больше никакого внимания на дикие выкрики милиционера... Его взору тут же предстала картина происшествия...