Виталий Сертаков - Мир Уршада (сборник)

— Мы устроимся в хижине, на скале, — сказала Мать волчица. — Над изгибом караванных троп. Здесь ты увидишь половину мира Великой степи, не сходя с места.

Продираясь сквозь колючки, стряхивая кусачих муравьев, я мечтала только об одном — лечь на сухую траву и выспаться. До этого мы семь дней шли пешком через горы. Но когда небо и степь распахнулись передо мной, как сложенные вместе ладони, а внизу открылась панорама шелкового пути, я застыла, забыв усталость и жестокость Матери. Я заплакала от восхищения и поняла вдруг, что не желаю больше жить в хижине на сваях.

Потому что я увидела мир.

Рахмани не подгонял собак. Вожак в этой упряжке прекрасно знал свое дело, тянул ровно, сосредоточенно, не перегревая себя и своих товарищей. Иногда Рахмани соскакивал с полозьев и гязов двадцать бежал рядом с санями, разминая коченеющие конечности. Верный Ванг-Ванг кутался в меха и сквозь кофейное стекло наблюдал за стригущим смерчем, захватившим уже полнеба. Смерч в этих широтах называли стригущим, потому что нижний фронт, бешеная воронка, корчующая деревья и срывающая дома с фундаментов, не всегда касалась поверхности земли. Довольно часто смерчи проносились, как бесшумные ножницы, срезая верхушки сосен и елей, опрокидывая башни телеграфа, откусывая высокие черепичные крыши.

— Продавец улыбок, — произнес внезапно Ванг-Ванг, указывая куда-то в сторону, и Рахмани вздрогнул от сбывшегося предчувствия.

Льды Вечной Тьмы способны порождать самые чудовищные миражи, и далеко не каждый из них бесплотен. Пьяные венги в кабаках могут припомнить немало историй о Сосущих воронках, куда проваливались целые упряжки, о смеющейся Дикой охоте, о Зеленой улыбке, способной за неделю довести путника до безумия или одарить его вполне осязаемым мешком золота, и о многом, многом другом…

Продавец улыбок показался Рахмани вполне осязаемым. Крытая цветастыми лоскутными одеялами арба накренилась между двух ледяных стен, ее высокие деревянные колеса облизывала поземка. Возле границы Сырого барьера льды сжались гармошкой, колоссальное давление выталкивало их вверх, создавая подобие бесконечных гребенок для вычесывания великанской шерсти. В одной их таких щелей между «зубцами гребенки» и пряталась арба. Ничего нелепее яркой восточной повозки вблизи полюса, среди синих торосов, вообразить было нельзя. Однако Саади привык к нелепостям Тьмы. Он свистнул собакам и повернул сани.

Очень скоро, по поведению хаски, стало ясно, что продавец улыбок настоящий. Или совсем как настоящий. От него пахло. Коричневый высохший человек, в полосатом халате до пят, в засаленной куфии, непринужденно раскачивался на высоком борту арбы, и дерево монотонно поскрипывало в такт его движениям. Стукались друг о друга бесчисленные костяные и деревянные фигурки, подвешенные на веревках, вьюга свистела в пустых глазницах верблюжьих и крокодиловых черепов.

— Не заговаривай с ним, высокий дом, — умоляюще прошептал Ванг-Ванг. — Это может быть один из бесов Тьмы, он заманит нас и лишит памяти…

— Прохладной воды тебе, — Рахмани соскочил с саней и учтиво поклонился призраку. Затем повторил традиционное приветствие пустыни на четырех известных ему диалектах Горного Хибра. Как и следовало ожидать, коричневый человек не ответил.

Позади заливались тревожным лаем собаки, тяжело дышал встревоженный Ванг-Ванг, не имевший представления, что предпринять, если на хозяина нападут.

— Наверное, ты мог бы продать мне улыбку, — вежливо предположил Саади, стараясь не замечать, как верхушки торосов покрываются самым первым тончайшим слоем розового светящегося налета. Очень плохой признак, когда в безлунный цикл становится светло. Если розовый свет окутывает владения Вечной Тьмы, следует ждать любых превращений. Это значит, что Зеленая улыбка трется боками с невидимой четвертой твердью, и все известные людям законы не действуют. Небо и земля могут поменяться местами, можно вернуться назад и оказаться среди своих прадедов, или вовсе угодить в мир необитаемых фиордов. Можно потерять обычное зрение, зато начать видеть то, что живет в головах других людей. А можно вообще потерять тело и переселиться в тело своего врага, такое тоже случалось…

— Высокий дом, льды светятся, — на языке семьи пробормотал Ванг-Ванг. — Нам надо торопиться…

— Ты мог бы мне продать улыбку, а я бы почел за великую честь ее приобрести, — Рахмани снова поклонился призраку, стараясь не замечать колючий пронизывающий холод. Ванг-Ванг был прав — следовало немедленно бежать, как можно скорее спешить к одному из устойчивых плато, но беседу с коричневым пустынником тоже нельзя было прервать.