Дин Кунц: Затаив дыхание

Стоя над трупом, Генри попытался успокоить дыхание. Дрожь в руке заставила его вернуть пистолет в кобуру, чтобы избежать еще одного, случайного выстрела.

Он волновался, что у брата могут возникнуть подозрения относительно его приезда. Он боялся, что не сможет нажать на спусковой крючок, когда наступит решающий момент. Подавляя эти страхи, которые могли помешать реализации его плана, он спроецировал свои мотивы на Джима, вообразив, что они с Норой плетут заговор против него, находя в повседневных предметах — ножах, топоре — доказательства преступных намерений. Он неправильно истолковал невинные действия: провожающий взгляд Норы из окна, разговоры Джима о лунях, о хищниках и дичи.

Через пару минут, когда дыхание пришло в норму, а руки перестали дрожать, Генри даже посмеялся над собой. И хотя смеялся он тихо, что-то встревожило лошадей. Они нервно заржали и принялись бить в пол копытами.

Грейди жил в двухэтажном доме, обшитом серебристыми кедровыми досками и под крышей из черных шиферных плиток, последнем из десяти домов, построенных на этом шоссе, которое находилось в административном ведении округа. Двухполосная асфальтированная дорога не имела названия, только номер, но местные называли ее Крекер-драйв, в честь Крекера Конли. Именно он построил, а потом сорок лет прожил в доме, который теперь занимал Грейди.

Никто не помнил первое имя Крекера или причину, почему его так прозвали. Несомненно, личностью он был эксцентричной и людей сторонился, потому что местные воспринимали Крекера скорее как легенду, чем как реального человека, с которым им доводилось общаться.

По их мнению, стремление Грейди к уединению усиливалось самим домом. Они редко называли его домом Конли или домом Крекера, никогда — домом Адамса или домом-в-конце-дороги. Дом отшельника — вот как его называли местные и относились соответственно, предпочитая держаться подальше.

По большей части такое отношение Грейди вполне устраивало. Человеконенавистником он себя не считал, но в недавние годы очень уж много — слишком много — общался с людьми и по этой причине вернулся в эти малонаселенные горы. И на какой-то период времени, может, и на достаточно долгий, отдал предпочтение уединению, которое так обожал Крекер Конли.

На кухне, вернувшись с прогулки, ознаменовавшейся встречей со столь необычными животными, Грейди приготовил Мерлину положенную распорядком дня трапезу. Приготовление заняло больше времени, чем сам процесс.

— Тебя назвали правильно, умеешь ты заставить еду исчезнуть.

Мерлин облизнулся и направился к двери, чтобы его выпустили во двор.

Половина трехакрового участка находилась за домом. После обеда волкодав любил побродить по территории, обнюхать траву и выяснить, какие обитатели лесов и полей в последнее время побывали здесь. Для Мерлина двор выполнял роль газеты.

Выйдя на заднее крыльцо с бутылкой ледяного пива в руке, Грейди сел в одно из кресел-качалок из тика, с обивкой сидений цвета красного вина.

Около кресла стоял низкий столик из черного мрамора. На нем лежали три справочника, взятые в домашней библиотеке.

Не уступая вниманием детективу, обследующему место преступления, зарывшись носом в траву, Мерлин определялся с личностями незваных гостей.

Высокая береза росла у северной стены дома, еще три укрывали тенью двор. Их белую кору лучи предвечернего солнца местами окрашивали золотом. Иногда Мерлин вроде бы следовал теням берез на траве, словно тени эти являли собой криптограммы, которые он намеревался прочитать и расшифровать.

Забор Мерлину не требовался. Он неукоснительно соблюдал правило — оставаться в поле зрения хозяина.

Участок Грейди заканчивался там, где выкошенная трава уступала место высокой. Далее начинался лес, растущий на полого поднимающемся склоне. Холмы зелеными волнами накатывали на горы, а уж горы тянулись к небу.

Время от времени Мерлин метил территорию. Но, справляя большую нужду, уходил в высокую траву, где прибираться за ним не приходилось. И даже тогда оставался на виду, потому что трава не поднималась выше его груди.

Вернувшись во двор, он бегал кругами и выписывал восьмерки, ни за кем не гонялся, просто получал удовольствие от бега. Его длинные лапы были созданы для скорости, сердце — для радости.

Привлекательность собаки определялась не только породистостью, но и более глубинной красотой, указывающей на ее источник и вселяющей надежду. Изготавливать мебель в стиле кантри — такой была его профессия — и наблюдать за Мерлином, эти два занятия Грейди ставил выше любых других.