Дин Кунц - Затаив дыхание

Мертвый в реальности, живой во сне, Марк Пипп и тут, и там оставался недосягаемым.

По пути в город у Тома Биггера разыгрался аппетит.

В работающем круглосуточно магазинчике, где продавались расфасованные кулинарные изделия, он купил сандвич с мясом, сыром и помидорами, пакет картофельных чипсов и бутылку колы.

Пара поздних посетителей старалась держаться от него подальше. Продавщица, однако, уже обслуживала его. Взяла часть денег, заработанных попрошайничеством, не сказав ему ни единого слова, не взглянув на его лицо.

В ближайшем парке, под старинным железным фонарным столбом, создающим соответствующее настроение и не превращающим ночь в день, Том сел на скамейку, лицом к улице, и принялся за еду, глядя на проезжающие автомобили.

За скамейкой росла громадная финиковая пальма. Когда мимо не проезжали автомобили, Том слышал, как крысы шуршат в своем гнезде, высоко в кроне дерева.

Том не позволял себе никаких излишеств, но денег, добытых попрошайничеством, на жизнь не хватало. И почти каждый месяц, сев в автобус, он ехал в соседний город, где по ночам воровал, чтобы покрыть свои расходы.

Главным образом забирался в дома в пригородах, где не горело ни одного окна, а почта, накопившаяся за несколько дней, предполагала, что шанс столкнуться лицом к лицу с хозяевами невелик.

А если он встречал одинокого пешехода на пустынной улице, то грабил его, угрожая пистолетом. Лицо Тома и вид пистолета превращали в пацифиста любого крепкого и задиристого молодого человека.

Впрочем, пистолет Том не заряжал. Не доверял себе.

Он не боялся, что в приступе ненависти к себе может покончить с собой. Самоубийство требовало мужества, которого ему недоставало, да и отчаяние не сокрушало его до такой степени.

Ненависть он направлял на себя, ярость — на окружающий мир. Будь пистолет заряжен, рано или поздно он бы кого-нибудь убил.

По опыту Том знал, если однажды позволить себе согрешить, потворствование становится привычкой, а потом и навязчивой идеей. Убийство вызывает не меньшее привыкание, чем текила, или травка, или другие наркотики, которые он поглощал без меры, если мог до них добраться.

Он делал много чего, и только плохое. Он боялся добавить слово «убийца» к списку слов, которые характеризовали его.

Том ел сандвич и вновь думал о случившемся на площадке отдыха над обрывом.

Поначалу он испытал изумление. Изумление переросло в шок, который поставил его в тупик и вызвал эмоциональное оцепенение. По пути от пещеры до города оцепенение исчезло, оставив тревогу.

Наблюдая за проезжающими автомобилями, Том обратил внимание на наклейку на бампере: «Я ОСТАНАВЛИВАЮСЬ ВНЕЗАПНО, ТОЛЬКО РАДИ ТОГО, ЧТОБЫ ОСТАНОВИТЬСЯ».

На другой стороне улицы, в мультикомплексе, показывали фильм о конце света.

Память услужливо подкинула фрагмент разговора, спор, который не мог закончиться.

— Зачем ты это делаешь, Томми?

— олько ради того, чтобы делать.

— Ты губишь свою жизнь, свое будущее.

— Это не будущее, это конец света.

— Это не конец света.

— Такие говнюки, как ты, и уничтожают его.

— Как ты можешь так говорить со мной?

— Как ты можешь быть таким говном?

Ветерок принес к его ногам рекламный листок.

В тусклом свете уличного фонаря Том увидел, что рекламируемый ресторан называется «Волшебная пицца».

После короткого раздумья Том отнес рекламный листок, обертку сандвича, пустой пакет из-под чипсов и ополовиненную бутылку колы к ближайшему мусорному контейнеру и бросил в него.

Возникло желание выкурить самокрутку с синсемиллой. Местные власти терпимо относились к умеренному употреблению наркотиков. Он достал жестянку из рюкзака, выудил самокрутку, убрал жестянку обратно.

Двинулся в глубь парка, нашел скамейку в более укромном месте.

Вытащил из кармана бутановую зажигалку, щелкнул, но не поднес огонек к кончику самокрутки.

Выкурив одну, он бы выкурил и вторую, может, третью. А потом смыл бы текилой привкус марихуаны. Утром проснулся бы в кустах, с грязью в щетине на щеках и подбородке, с пауками в волосах.

Тревога, вызванная случившимся на площадке отдыха, перерастала в убедительное предчувствие дурного.

Том убрал зажигалку. Вместо того чтобы вернуть самокрутку в жестянку, разорвал пальцами и позволил ветру рассеять травку.

Поступок этот так удивил его, что он принялся хватать руками воздух, чтобы сохранить хоть часть того, что сам же и отдал на откуп ветру.